Николай Леонов - Улики горят синим пламенем

Крячко наколол пельмешек на вилку, обмакнул последовательно в подтопленное сливочное масло, в сметану и в уксус, потом сунул Гурову под нос. Тот послушно открыл рот и принялся жевать.

– Ну, как? – наседал Крячко. – Если скажешь, что это плохо, ты мой враг на всю жизнь!

– Это прекрасно! – отдал Гуров должное кулинарным способностям друга. – Выпьем!

Но выпить помешал новый звонок. На сей раз от Элеоноры.

– Лев Иванович, не могли бы вы приехать? Это очень срочно.

Гуров сокрушенно вздохнул.

– Извини, старик, надо лететь.

– Тьфу ты, – ругался Крячко. – Все Марии скажу! А меня не приглашали?

– Насчет тебя указаний не поступало, – тон Гурова не допускал дискуссии.

– Ну, давай хоть по тридцать граммов! – продолжал наседать Крячко. – Герой Советского Союза Маресьев без ног на истребителе летал, а от тебя требуется всего-навсего прокатиться по твердой земле. Причем с ногами, руками и прочими органами.

– Чтобы потом ни рук, ни ног, ни прочих органов не осталось? Спасибо.

Крячко проводил друга до дверей.

– Как говорила мама летчику: «Летай, сынок, пониже и помедленнее». И тебе того же.

Гуров махнул на прощание и вышел.

Мурад прохаживался перед самым большим аквариумом, установленным в самом центре Рыцарского зала. Перед ним навытяжку стояли два джигита, чем-то похожие на покойных Михо и Вахо. Мурад инструктировал их перед ответственным заданием:

– Запомните, ты, Абдулла, и ты, Насрулла. Здесь Москва, а не горный аул. А вы не бараны и не дикобразы, вы джигиты. Настоящие горцы. Идите и сделайте то, что я велел. Но имейте в виду, хоть мы и родственники, начинать из-за вас кровную месть я не собираюсь. Поэтому будьте осторожны. До вас здесь были Вахо и Михо. Они думали иначе. Они были бараны и дикобразы. Теперь их нет, а на их месте вы. Я верю в вас, ступайте!

Джигиты развернулись и бодро направились выполнять волю уважаемого родственника.

Вечерело. Неяркое закатное солнце низко висело над горизонтом малиновым шаром. Гуров и Элеонора сидели на завалинке деревенского дома.

– Вот так все и было, – закончил Гуров свой рассказ.

– Спасибо, – сказала Элеонора.

– За что?

– За то, что приехал, и вообще за все. И Станиславу передай…

Они помолчали. Каждый думал о своем. Гуров полез в карман и достал толстый пакет.

– Что это? – спросила Элеонора.

– Думаю, деньги. Компенсация.

– От кого и за что?

– Какая разница? Будем считать, это за Алексея. Что-то вроде страховки.

– И ты думаешь, что я их возьму?

– Не вижу причин отказываться. Дурой будешь, если не возьмешь.

Элеонора подумала, но недолго. Протянула руку и взяла пакет.

– Давай. Дурой быть никому не хочется. Я тебя хоть и недавно знаю, но уже поняла, что ты плохого не посоветуешь. Извини, полковник. Я тогда наврала. Со злости.

– В смысле? – не понял Гуров. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, насчет Клинта Иствуда. Ты не просто на него похож. Ты гораздо круче!

«А ведь все так хорошо начиналось», – в сердцах подумал сыщик.

– Ладно, мне пора. Поеду, – выдавил он.

– Как? – Элеонора растерялась. – А разве?..

– Нет, извини. Мне пора… Жена ждет.

Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к машине.

Абдулла и Насрулла вернулись скоро. Под руки они волокли обессилевшего Николая Всеволодовича Ставрогина. Мурад сидел в своем любимом кресле, и джигиты швырнули Ставрогина к его ногам. Мурад посмотрел на бывшего партнера сверху вниз.

– А я ведь тебя предупреждал, что наступит время кормить рыбок. Зачем же ты меня не послушал?

– Я все объясню… Это все этот мент, сука! Он…

Мурад не стал дослушивать и махнул своим новым помощникам. Абдулла и Насрулла снова подхватили Николая Всеволодовича и потащили прочь из зала. Он знал, куда его волокут. К люку над большим аквариумом с пираньями. Он только тихо стонал, кричать у него не было сил.

Мурад с печальным вздохом, все-таки Ставрогин ему чем-то нравился, прошел к лифту и спустился в бильярдную. Здесь он немного постоял с бокалом коньяка, глядя на стаю страшных рыбок. Услышав наверху шум, Мурад Чингизович нажал клавишу.

– Нет! Не-е-ет! – Звуки не проходили сквозь толстое стекло, но и без звука было ясно, что кричит обреченный.

Вдруг Мурад Чингизович вздрогнул и встрепенулся.

– Э, что вы наделали, слушай! Часы из «Титаника» почему с него не сняли? Кто теперь за ними нырять будет, а?

И застыл, расстроенный.

Стемнело. Гуров съехал с дороги на обочину и остановился. Вокруг расстилались необозримые поля. Полковник вышел из машины, задрал голову и посмотрел в бездонное звездное небо. Зябко передернул плечами – то ли от холодного ночного воздуха, то ли от нечеловечески прекрасного зрелища. Звезды здесь были не то что в городе – огромные и сияющие.