Александр Кулешов - Рейс продолжается

— Имей в виду, если с тобой что-нибудь случится, я не знаю, что сделаю…

Звучит довольно туманно.

Ну, что со мной может случиться? И почему что-нибудь со мной может случиться? Но такие аргументы на нее не подействуют. Поэтому я двигаю, как в хорошо знакомой шахматной партии, наиболее подходящую фигуру.

— Перестань, Ленка, накаркаешь… — говорю я мрачно.

Эта фраза действует безотказно. Она судорожно вцепляется в меня, прижимается всем телом, начинает целовать…

Иногда это происходит так. А иногда иначе.

Вдруг где-нибудь на прогулке (мы по воскресеньям устраиваем с ней зимой лыжные, а летом пешие марш-броски) она останавливается, смотрит на меня злым взглядом и шипит:

— До чего я тебя ненавижу! Зачем ты меня обманываешь? Ну, зачем? Писаниной занимаешься на работе… делами… за «Динамо» выступаешь… — Она фыркает. — Знаю я твою писанину! Я все знаю! Имей в виду, я пойду к генералу! Да, да, чего смеешься? Пойду и скажу… скажу…

Порыв иссякает, и она тихо добавляет:

— Скажу, что мне надоело все время жить в страхе. Я, прямо, как жена летчика-испытателя, честное слово.

Я мгновенно провожу диверсию и начинаю ее упрекать в том, что она, мол, намекает на высокие оклады летчиков-испытателей, а я, конечно, что я, лейтенантик, куда мне…

Она берет меня под руку, вяло возражает. Глаза ее печальны.

Но такие вспышки бывают очень редко. Обычно она или не думает об этом, или заставляет себя не думать, или делает вид, что не думает. Человек не может без конца жить в напряжении. Нам об этом говорили на лекции по психологии. Да я и сам это знаю.

И вообще, чего она боится? В конце концов она же знала, выходя за меня замуж, кем я работаю. Могу вас заверить, я не притворялся, что академик или солист Большого театра. Ну, а раз я милиционер, то всякое может случиться, хотя вначале я, кажется, достаточно убедительно объяснил вам, что в сущности работа сотрудника Министерства внутренних дел ничем не отличается от работы служащего Министерства среднего машиностроения или Министерства…

Убедил я вас? Нет? Странно. Ее, к сожалению, тоже убедить не удается.

Однако вернемся к моему обычному рабочему дню.

Он заканчивается ровно в восемнадцать часов. И я отправляюсь за Вадимом. Воспитательница Наташа вручает мне его из рук в руки и ласково улыбается.

Мы возвращаемся домой, где нас ждут накрытый стол и оживленная Лена.

Сегодня день у нее прошел хорошо. Была интересная работа, выдали квартальную премию, в обеденный перерыв накупила в связи с этим всякой снеди и даже бутылку вина. (Ну, квартальная премия-то раз в квартал дается, не чаще же. По такому случаю…).

По такому случаю мы выпиваем эту бутылку, хотя ни я, ни она, прямо скажем, не любители выпить. Чего нельзя сказать о Вадиме, который во время всех застолий, где присутствует, требует «водочки» (дежурная семейная острота) и получает свою рюмку лимонада.

— Какая у нас все-таки интересная жизнь, Лешик, правда! — восклицает Лена. Щеки у нее раскраснелись, глаза горят (что делает стакан вина с неалкоголиками! Лишнее доказательство, что тренировка необходима во всем.) В театры ходим? Ходим. — Она загибает палец. — В кино ходим? Ходим. У друзей бываем? Бываем. Хоть и редко, — добавляет она, виновато поджав губы. — У нас друзья бывают? Бывают. Телевизор смотрим, книги читаем, спортом занимаемся, сына воспитываем (она подозрительно смотрит на меня, не последует ли возражение — это отголосок давних споров, когда я уговаривал ее уйти с работы и заниматься только Вадимом).

Но я молчу.

— В дома отдыха ездим, — продолжает она, перестав загибать пальцы, все равно бы не хватило, — да, еще на выставки ходим. А главное, — заканчивает она неожиданно, — дружно живем. Любим друг друга. Ты меня очень любишь?

— Очень, — говорю.

— Не слышу горячности в ответе, — она строит гримасу. — Я б не так ответила.

— А как? — ловлю я ее.

— Вот так! — она пересаживается ко мне на колени, обнимает за шею, жарко целует.

Вы можете, конечно, сказать, что я уже какой раз сообщаю, что мы целуемся. Ну и что? Нам по двадцать пять, и мы еще и пяти лет не женаты. Посмотрю, как вы себя поведете в этой ситуации.

Но мы, действительно, очень дружим и очень любим друг друга и нашего Вадима.

И вообще, как чудесно жить на свете, когда ты здоров, молод, счастлив… Впрочем, когда не молод, не очень уж здоров и не во всем тебе удача — тоже здорово жить на свете. Ведь живешь! Живешь!

Я думал об этом на прошлой неделе, когда мы хоронили капитана Рубцова, да, да, того самого, что посмертно награжден орденом Красной Звезды.