Хейне Баккейд - Завтра я буду скучать по тебе

Арне закрывает глаза. Анникен снова поворачивается ко мне.

– Послушайте, Аске, – она глубоко вздыхает и отирает щёки тыльной стороной ладони. – Шериф и инспектор заговорят с вами, я уверена. Вы сможете его найти, – поизносит она с теплой улыбкой, которую вызвала в ней эта мысль. Она тешит себя надеждами, что еще не поздно что-нибудь предпринять. – Да, вы сможете его найти. Ради меня.

Мой взгляд снова падает на мужчину с фотографии. Когда мне было столько же, сколько Расмусу, я был старшим полицейским инспектором в Финнмарке и занимался в своё время тем, что пытался убедить водителей скутеров не дробить дорожные знаки на кусочки.

– Я совсем не детектив, – начинаю я и кладу фотографию на стол.

– Мы тебе заплатим, – встревает Арне, – о деньгах не беспокойся.

– Дело не в этом, – я понижаю голос. Мне предстоит сказать, что уже слишком поздно. Что невозможно в таких условиях прожить неделю в океане, а потом вернуться целым и невредимым. Но Арне Вильмюр уже оторвал свой стеклянный взгляд от спинки стула и идёт ко мне, огибая письменный стол.

– Идём, – говорит он, хватая меня за предплечье, и грубовато указывает на дверь, – давай продолжим разговор снаружи.

Мы оставляем Анникен внутри и выходим в подъезд, к лифтовой шахте.

– Вот так, – говорит Арне и выпускает мою руку, когда мы оказываемся снаружи. Он нажимает на кнопку лифта и поворачивается ко мне, – снова ты да я.

– Послушай, – пытаюсь я заговорить, но он сразу же меня прерывает.

– Мой сын мёртв, – говорит Арне, спокойно поправляя свою строгую рубашку, – тут нечего расследовать. – Он заканчивает с рубашкой и смотрит на меня в упор. – То, что ты должен сделать, – это поехать туда, найти мёртвое тело и привезти его домой.

– Господи, – восклицаю я и в отчаянии взмахиваю руками, – но как?

– Плавай, ныряй, прыгай через пылающие кольца пламени, мне плевать как. Я потерял Расмуса, когда оставил семью много лет назад. Но он не может просто исчезнуть, как будто его никогда и не было. Нам нужна могила, к которой мы будем приходить, – он сжимает челюсть, и взгляд его становится твёрже, – и я знаю, что именно ты можешь нам помочь. Называй это как хочешь, хоть расплатой по старому долгу, но найди его и верни его домой.

– Арне, – начинаю я, – прошу тебя. – То, что было с Фрей, нельзя сейчас использовать. Не таким образом…

– Всё нормально, Торкильд, – продолжает он так же спокойно и медлительно, как и прежде, но всё-таки я вижу, как поднимается и опускается его грудь под футболкой, – не надо о ней говорить, – продолжает он, – ещё рано. Пока ты не нашёл Расмуса и не привёз его или его тело домой. Потом можешь ползти обратно в ту дыру, из которой ты вылез, и делать, что тебе вздумается до конца жизни. Но сначала дождись этого момента, а я буду тебе платить. Понял?

Лифт уже приехал и снова исчез в шахте, когда Арне развернулся и пошёл обратно в офис Анникен. Он останавливается у двери спиной ко мне.

– Нам нужна эта могила, Аске, – говорит он и кладёт руку на дверную ручку. – Ещё одна могила. Неужели, чёрт возьми, я о многом прошу?

Под вечер моя комната становится совсем серой. Тусклый свет, падающий от окна в гостиной, на которое я навесил флисовый плед, только усиливает этот цвет смерти – комната и без того пронизана им от пола до потолка. Я слышу, как за окном стекает по трубам дождевая вода, как гудят машины, проезжая по вантовому мосту, соединяющему город с Грассхолменом, Хундвогом и другими островами на той стороне.

Я лежу в кровати. Где-то сзади потрескивает радио в такт булькающей кофеварке.

По радио хрипло поет Леонард Коэн: «…You who wish to conquer pain, you must learn what makes me kind…» [1] Ты, желающий боль превозмочь, должен узнать, что делает меня мягче (англ.). . Когда мы только начали лечение, Ульф предложил мне слушать музыку после вечернего приема лекарств – это повысит седативный эффект, который требуется организму, чтобы побороть трудности с засыпанием. Но я всё-таки предпочитаю радио, ту неопределённость, которую оно привносит.

Я поворачиваюсь на бок, обращаю взгляд в темноту, там, где между стенкой и кухонным углом стоит стул, и слышу какой-то звук.

– Фрей? – я глотаю воздух и поднимаюсь с постели. Снова звучит голос Коэна, мягкий, как виолончель: «… You say you’ve gone away from me, but I can feel you when you breathe …» [2] Ты говоришь, что убежала от меня, но я чувствую твое дыхание (англ.). .

В комнате сразу запахло землей и сыростью. Я осторожно сползаю с дивана и встаю. Я чувствую сильное покалывание где-то внутри. Меня переполняет нетерпение и радость в предвкушении того, что́ сейчас произойдёт.