Михаил Михеев - Поиск в темноте

Я понимала, что кафе вот-вот закроют, это обязывало меня как-то поторопиться. Пока я не знала о Ларе — кроме имени — ровным счетом ничего. Со спокойным холодком она держалась в отдалении, я не находила уместного пути к более тесному знакомству. В любую минуту она могла просто уйти, не приходить больше сюда, и с таким трудом закинутая паутинка может оборваться надолго, если не навсегда.

И пока я маялась, отыскивая какие-либо ходы, полковник Приходько уже нашел их раньше меня. Лара обратила внимание на мой комбинезон. Престижность и ценность нынешнего швейного — да и не только швейного — изделия определяется его фирменной маркой, и если раньше ее скромно ставили где-либо на подкладке, то нынешние фавориты моды навязчиво выносят знак своей фирмы на видное место: либо на задний карман, либо спереди, на оторочку грудного кармана, как на моем комбинезоне.

Фирма «Ренглер» была, разумеется, Ларе знакома, и она поинтересовалась, где я сумела достать такой шикарный комбинезон. И когда узнала, что я работаю у самых истоков импортного благополучия, ее интерес ко мне несколько возрос. Я подтвердила свои возможности, рассчитывая, конечно, на полковника Приходько, так как швейный импорт на наш склад обычно не попадал.

— Мне звонить не стоит, телефон у завскладом на столе стоит, — сказала я.

— Понятно. Тогда я вам свой телефон напишу, — она вытащила из стаканчика на столе бумажную салфетку. — Вот только чем?

Я могла бы сказать, что мне достаточно его услышать, но решила не показывать здесь своих способностей, а достала из сумочки долгопишущий стержень от авторучки — в моей сумочке было достаточно таких вроде бы случайных вещей, начиная от кусочка пластилина, уже упомянутых булавок и бритвенного лезвия, завернутого в ленточку лейкопластыря.

Лара записала телефон на салфетке.

— Домашний? — поинтересовалась я.

— Какой домашний? В новостройке живу. Это — поликлиника районная.

— А кого спросить?

— Да, чего же я… — и она приписала: «Лариса Шарапова».

— Врач?

— Стоматолог.

— Это хорошо.

— Чего «хорошо»?

— Прибегу к вам, когда зубы заболят.

Я засунула салфетку в сумочку. Шарапова подняла бокал, допила вино. Поставила бокал, задумчиво повертела его на столе.

— Скажите…

— Да, — отозвалась я.

— Максим, конечно, вам не муж?

— Конечно, не муж. У Максима жена — геолог. Он сидит в редакции, она путешествует с экспедицией по тайге.

Я немного, что называется, брала грех на душу, так говоря про Максима, — на самом деле у него была жена геолог, только сейчас ее не было в живых. Но сейчас она была мне нужна, я уже догадывалась, в какую сторону повернет наш разговор.

— Счастливая жена, — заключила Лара. — Я бы так не смогла.

— Что не смогли?

— Оставлять мужа одного и не беспокоиться, видимо. Вас-то она хотя бы знает.

— Ах, вы вон о чем… Мой дядя знал Максима еще школьником, он Максиму почти как отец, Максим извечный дядин партнер в шахматы, и я для него значу меньше, чем пешка на шахматной доске.

— Так уж?

— Представьте себе. Я живу у дяди недавно, никого здесь не знаю, никуда не хожу, — я начала играть свою роль. — Сегодня дядя упросил Максима вывести меня в люди. Максиму нужно ехать в командировку, но он согласился показать мне кафе. И вот я здесь, одна. Поэтому так рада нашему застольному знакомству.

Шарапова взглянула на часы.

— Заканчивается наша программа, кафе в одиннадцать закроют.

— Как жаль! — и я забросила еще паутинку. — С удовольствием продолжила бы наш вечер. Но мой дядя рано ложится спать.

Шарапова поколебалась чуть. Лично ее, видимо, не тянуло к продолжению знакомства, но она опять взглянула на черную полоску с золотыми буквами на кармашке моего комбинезона… Вряд ли у меня что-либо получилось бы без забот полковника Приходько.

— Можно пойти ко мне, — нехотя сказала она. — У меня дяди нет.

— Но музыка, надеюсь, есть?

— Вот музыки навалом.

— Ну и чудесно!

— Только соседи, понимаете?

— Мы потихоньку.

— И выпить ничего нет.

— А это мы устроим. — И я забросила еще одну паутинку: — Вот танцор у нас один.

— Танцор? — Шарапова взглянула на меня пытливо, как бы стараясь понять, какой я в эти слова вкладываю смысл. Усмехнулась, — неприятная у нее получилась усмешка, что ж, я сама на нее напрашивалась. — Слушай! — она впервые обратилась ко мне на «ты». — Вон взгляни на тот столик, где Вика. Видишь, он с таким жгучим брюнетом разговаривает. С усами.