Николай Леонов: Мщение справедливо

– Обязательно. Вот ты и дай мне поручение повторно произвести осмотр места преступления.

– Что ты там найдешь?

– Вдохновение.

– Об узком месте сейчас не скажешь?

– Без вдохновения не получится, – серьезно ответил Гуров. – Они тебя так сразу закрутили, что ты ослеп. Со мной такое случалось неоднократно. Завтра поутру мы со Станиславом выезжаем на фазенду господина Барчука. Ты, господин полковник, на своем ворованном «мерседесе» заезжаешь за мной в восемь.

– Подаренном, – огрызнулся Крячко.

– Известно, каждый жулик утверждает, мол, не украл, подарили.

Видимо, у Гурова созрел некий план, который с каждой минутой сыщику нравился все больше, и он весело продолжал:

– Игорь Федорович, тебе известно, что мы отсюда сбегали в частный сектор? Решили обогатиться за счет знаний, полученных на службе Отечеству. Но остатки совести пробудились, и мы возвернулись, но корысть уже заела. Я, как более скромный, прихватил у «капиталистов» «Жигули», новенькую седьмую модель, а господин Крячко, истинно русская душа, упер «мерседес-190».

– А двухкомнатную квартиру с дырявыми полами, клопами и крысами кто на трехкомнатные апартаменты поменял? – Изображая судью, Крячко поднялся и вытянул в сторону Гурова указующий перст.

– Стас, закладываешь друга по-черному. Грешно.

– Я с детства в Павлика Морозова играл, потому и в ментовку служить пошел.

– Не богохульствуй, мы ментовку как угодно ругать можем, не без греха она, да и мать родная, но меру знай, – строго сказал Гуров. – Значит, договорились, завтра поутру выезжаем.

Супруга Крячко с дочкой уехала на лето к родне; он поднялся ни свет ни заря и явился к Гурову, когда тот, издеваясь над организмом, делал гимнастику.

– Завтрак готовь, не люблю, когда меня разглядывают, – сказал Гуров, впуская друга и проталкивая в кухню.

Крячко послушно загремел посудой, но время от времени подсматривал, как начальник «качается» на тренажере, затем, проделав серию кувырков в разные стороны, начал падать на пол. Эта часть гимнастики всегда потрясала Крячко: друг падал виртуозно, словно каучуковый, как профессионал, переворачивался, вставал в полный рост, вновь опрокидывался, тут же оказывался на ногах, проделывая все это почти бесшумно. И это при росте сто восемьдесят с лишним и весе свыше восьмидесяти килограммов, а о возрасте лучше не вспоминать, начинали лезть в голову нехорошие мысли о собственных годах. И хотя Станислав был моложе друга чуть ли не на пять лет, однако сороковник не за горами, на улице зовут «мужик», скоро «отцом» величать начнут.

Когда Гуров занимался в тренировочном костюме, то смотрелся мужиком ладно скроенным, крепким, не более того. Но после душа, в плавках, еще не окончательно вытеревшись; он вошел на кухню переливающимся тугими мышцами суперменом. Увидев в глазах друга иронию, Гуров принял позу культуриста и рекламно оскалился:

– Меняй коньки на санки, шлепай прямо в Голливуд. Обучишь меня массажу, я при тебе прокормлюсь.

Сам Крячко спортом почти не занимался, но от природы был ширококост и здоров на удивление, хотя тугой животик уже видимо круглился.

– Насчет Голливуда не уверен, но у меня отец, отставной генерал-лейтенант, пашет на земле. Как конь двужильный, и рядом борозда всегда найдется. Так что мы с тобой действительно не пропадем.

Крячко глянул на шрам на груди Гурова, знал, что под лопаткой у него рубец значительно толще, и спросил:

– А мне ты скажешь, что конкретно учуял в деле?

– Некогда! – Надев халат, Гуров принялся за яичницу. – Начни тебя с ложечки кормить, ты вообще мышей ловить перестанешь. Думай, шевели ушами, мы с тобой историю убийства одновременно слышали.

Дом, вилла, замок, или, как сейчас модно называть загородные строения, фазенда вице-премьера Барчука находилась всего в нескольких километрах от Окружной и в двух километрах от шоссе, неподалеку от Клязьминского водохранилища. Здесь строилось одновременно десятка три кирпичных уродцев самой причудливой формы. Несколько крепостей уже готово, среди них и четырехэтажный замок Барчука стоял на небольшом возвышении и поглядывал на подрастающее поколение с кривой усмешкой.

Над стройплощадками мотались разноцветные журавлиные шеи кранов, под ними топали, месили весеннюю грязь мужики в телогрейках, одни – в касках, другие – в ушанках, третьи – вообще с босыми головами.

Чувствовалось, работа идет споро, даже весело: здесь, хоть и не шахта и не дальний Север, платят достойно, да еще приплачивают.