Эд Макбейн: Ненавидящий полицейских

Фотограф подошел к болтающим детективам.

– Какого дьявола вы делаете? – сердито спросил он.

– Стараемся установить, кто это, – сказал второй полицейский. – А что такое? В чем дело?

– Я не говорил, что уже закончил с ним.

– А разве ты не закончил?

– Да, но вы должны были спросить.

– Господи боже, для кого ты работаешь?

– Слушайте, расследователи убийств, у меня от вас зуд.

– Лучше иди домой и прояви какие-нибудь негативы, ладно?

Фотограф взглянул на часы. Что-то промычал и нарочно не сказал время, так что первому полицейскому пришлось самому посмотреть на часы, чтобы зафиксировать время на своем графике. Он вычел несколько минут и отметил также момент прибытия Кареллы и Буша.

Карелла поглядел на затылок убитого человека. Его лицо оставалось спокойным, только в глазах, как тень, промелькнуло и исчезло выражение грусти.

– В него что, из орудий стреляли? – спросил он.

– Сорок пятый калибр, – ответил первый полицейский. – Мы подобрали гильзы.

– Сколько?

– Две.

– Похоже на то, – сказал Карелла. – Надо его перевернуть.

– Санитарную машину вызвали? – тихо спросил Буш.

– Да, – ответил первый полицейский. – Сегодня все опаздывают.

– Сегодня все плавают в поту, – сказал Буш. – Я бы выпил пива.

– Давайте, – сказал Карелла, – помогите мне.

Второй агент наклонился, чтобы помочь ему. Вместе они перевернули тело. Мухи сердито зажужжали, а потом снова налетели на тротуар и на окровавленную, разбитую плоть, которая раньше была лицом. В темноте Карелла увидел сквозную дыру на месте левого глаза. Под правым глазом зияла вторая дыра, кость сломана, и осколки проткнули кожу.

– Бедняга, – произнес Карелла. Никогда он не привыкнет смотреть убитым в лицо. Он проработал в полиции уже двенадцать лет и научился преодолевать потрясения от встречи с бесповоротностью смерти, но не мог свыкнуться с другим: с исчезновением личности, с превращением пульсирующей жизни в груду окровавленной неодушевленной материи.

– Есть у кого-нибудь фонарь? – спросил Буш.

Первый полицейский полез в левый карман брюк. Он нажал кнопку, и на тротуар упал круг света.

– Свети на лицо, – сказал Буш.

Свет переместился на лицо убитого. Буш сглотнул.

– Это Риардон, – сказал он очень тихо. И повторил почти шепотом: – Боже мой, это Майк Риардон.

В 87-м участке работало шестнадцать детективов, и Дэвид Фостер был одним из них. По правде говоря, для этого участка и ста шестнадцати детективов было бы мало. Территория участка пролегала к югу от Ривер-стрит и высотных зданий с самодовольными швейцарами и лифтерами, включала Главную улицу с ее гастрономами и кинотеатрами, затем, дальше на юг, захватывала Кальвер-авеню и ирландский квартал, еще южнее – пуэрто-риканский квартал и заканчивалась Гровер-парком, где заправляли грабители и насильники. С запада на восток участок включал около 35 городских улиц. Таким образом, он представлял собой квадрат, в который было втиснуто 90 тысяч жителей.

Одним из этих жителей был Дэвид Фостер.

Дэвид Фостер был негр.

Он родился на территории участка, вырос здесь, а когда ему исполнился 21 год, будучи здоров душой и телом, имея рост на 4 дюйма выше обязательных пяти футов восьми дюймов, стопроцентное зрение и не совершив ничего уголовно наказуемого, сдал экзамен для поступления на государственную гражданскую службу и стал полисменом.

В то время начинающие получали 3725 долларов в год, и Фостер честно зарабатывал свое жалованье. Он работал так хорошо, что через пять лет его перевели в отдел детективов. Теперь он был детективом 3-го класса, получал 5230 долларов в год и по-прежнему стоил своей зарплаты.

В час ночи 24 июля, когда его коллега Майк Риардон лежал на асфальте и его кровь стекала в водосточную трубу, Дэвид Фостер зарабатывал свое жалованье, допрашивая человека, которого они с Бушем задержали во время поножовщины в баре.

Допрос проходил на втором этаже полицейского участка. На первом этаже справа от конторки висела малозаметная грязная белая табличка с черной надписью: «Отдел детективов», и нарисованная рука указующим пальцем объясняла посетителям, что к сыщикам надо подняться по лестнице.

Лестница была металлическая и узкая, но очень чистая. Шестнадцать ступенек, крутой поворот, еще шестнадцать ступенек – и вы на месте.

Посетитель оказывался в узком, плохо освещенном коридоре. Справа от лестницы было две двери с надписью: «Раздевалка». Налево по коридору у стены – деревянная скамья, напротив нее, у правой стены, – другая деревянная скамейка без спинки, стоявшая в узкой нише перед наглухо закрытыми дверьми бывшей шахты лифтов. На двери справа по коридору было написано: «Мужской туалет», а на двери слева виднелась маленькая табличка: «Канцелярия».