Эд Макбейн: Толкач

– Некоторые наркоманы после дозы впадают в депрессию, – сказал Фред. – Послушай, Карелла, остановись. Что ты, черт тебя возьми, хочешь доказать?

– Только то, что великие умы восемьдесят седьмого участка не вопят во всю глотку «самоубийство», пока не получат заключение патологоанатома – да и после этого тоже не вопят. Что скажешь, Джо? Или у всех погибших от асфиксии синие трупы?

– Надо взвесить, – сказал Джо. – И сопоставить.

– Это очень тонкое наблюдение об искусстве сыска, Берт, – сказал Карелла. – Запомни его хорошенько.

– Куда, черт возьми, подевались фотографы? – спросил Фред, уставший от перепалки. – Пора начинать работу. По меньшей мере, надо выяснить личность погибшего.

– Он-то уже никуда не спешит, – заметил Карелла.

Мальчишку звали Анибал Эрнандес. Друзья, не знавшие испанского, звали его Аннабелль. Мать звала его Анибал и произносила это имя с испанской гордостью, которая теперь была приглушена горем.

Карелла и Клинг одолели пять лестничных пролетов, добрались до верхнего этажа и постучали в дверь квартиры пятьдесят пять. Она открыла дверь быстро, словно ждала их прихода. Перед ними стояла могучая женщина с большой грудью и прямыми черными волосами, одетая в простое платье. На лице – никакой косметики, по щекам текли слезы.

– Вы из полиции? – спросила она.

– Да, – ответил Карелла.

– Входите, por favor. Пожалуйста.

В квартире стояла тишина. Ничто ее не нарушало, даже шорохи сна. В кухне горела лампадка.

– Проходите в гостиную, – сказала миссис Эрнандес.

Детективы последовали за ней, в маленькой гостиной она включила торшер. Квартира сияла чистотой, но штукатурка на потолке потрескалась и готова была обвалиться в любую минуту, а из батареи отопления натекла на линолеум целая лужа. Детективы сели напротив миссис Эрнандес.

– Мы по поводу сына... – наконец выдавил из себя Карелла.

– Si [1], – сказала миссис Эрнандес. – Анибал не мог убить себя.

– Миссис Эрнандес...

– Что бы они ни говорили, он не мог убить себя. Я уверена... уверена... Кто угодно, только не Анибал. Мой сын не мог лишить себя жизни.

– Почему вы в этом так уверены, миссис Эрнандес?

– Я знаю. Знаю.

– Но почему?

– Потому что я знаю моего сына. Он счастливый мальчик. Всегда был. Даже в Пуэрто-Рико. Всегда. Счастливые люди себя не убивают.

– Как давно вы живете в городе, миссис Эрнандес?

– Я живу здесь уже четыре года. Сначала приехал мой муж, а потом – когда все уладилось – он послал за мной и дочерью. Тогда он нашел работу. Я оставила Анибала с моей матерью в Катаньо. Вы знаете Катаньо?

– Нет, – сказал Карелла.

– Это за Сан-Хуаном, на той стороне залива. Из Катаньо весь город виден. Даже Ла-Перла. До Катаньо мы жили в Ла-Перла.

– Что это за Ла-Перла?

– Fanguito. По-вашему... трыщоба?

– Трущоба?

– Si, si, трущоба. – Миссис Эрнандес помолчала. – Даже там, в грязи, порой голодный, мой сын был счастлив. Счастливого человека сразу видно, сеньор. Сразу. Когда мы приехали в Катаньо, стало лучше, но не так хорошо, как здесь. Мой муж послал за мной и Марией. Это моя дочь. Ей двадцать один год. Мы приехали четыре года назад. Потом послали за Анибалом.

– Когда?

– Полгода назад. – Миссис Эрнандес закрыла глаза. – Мы встретили его в Айдлуайлде. Он приехал с гитарой. Он очень хорошо играет на гитаре.

– Вы знали, что ваш сын употреблял наркотики? – спросил Карелла.

Миссис Эрнандес долго не отвечала. Потом кивнула головой и сжала руки, лежавшие на коленях.

– Сколько времени он употреблял наркотики? – спросил Клинг, покосившись сначала на Кареллу.

– Много.

– Сколько?

– Я думаю, месяца четыре.

– А в городе он всего полгода? – спросил Карелла. – Может, он начал в Пуэрто-Рико?

– Нет, нет, нет, – повторила миссис Эрнандес, качая головой. – Сеньор, на острове этой заразы немного, наркоманам нужны деньги, ведь правда? Пуэрто-Рико – бедный остров. Нет, мой сын приобрел эту привычку здесь, в этом городе.

– Вы знаете, как он начал?

– Si, – сказала миссис Эрнандес, горестно вздохнув. Она выросла на солнечном острове, отец ее рубил сахарный тростник, а в межсезонье рыбачил, она, бывало, ходила без обуви и даже голодала, но над головой светило яркое солнце, и вокруг весь год зеленела буйная тропическая растительность. Когда она вышла замуж, из родной деревушки Комерио муж увез ее в Сан-Хуан, первый город в ее жизни. И хотя солнце светило по-прежнему, с той босоногой жизнью, когда она могла запросто зайти в деревенскую лавку поболтать с ее хозяином Мигелем, было покончено. Первого своего ребенка, Марию, миссис Эрнандес родила в восемнадцать. К сожалению, примерно в это же время ее муж потерял работу, и они переехали в Ла-Перлу, знаменитые трущобы, раскинувшиеся у подножия замка Морро. Ла-Перла в переводе с испанского «жемчужина». Нищих жителей этих трущоб у стен древнего испанского форта можно лишить последнего тряпья, но не юмора.