Фридрих Незнанский - Оборотень

А девятого, ровно в одиннадцать тридцать, он протягивал паспорт в окошечко бюро пропусков этого странного ведомства.

Капитан Иванов ждал около дежурного. Лицо дежурного было непроницаемо, он так долго изучал Юрин пропуск и сличал его с паспортом, словно даже в тонком листочке, выданном минуту назад бюро пропусков, увидел важную антигосударственную подделку.

Но тут подал голос капитан Иванов со словами:

— Это ко мне.

Он повел Юрия сначала по лестнице, потом по коридору, в который выходило множество дверей с номерами. Наконец, открыл ключом одну из них.

Комната была узкой, длинной. Кроме письменного стола с телефоном и пишущей машинкой, нескольких стульев и портрета Дзержинского над книжной полкой, в ней ничего не было.

— Обычно у нас допрашиваемый сидит вон там, — и капитан Иванов показал на стул у дальней стены, — но ты подсаживайся ко мне поближе. Как ты думаешь, зачем мы тебя вызвали?

— Понятия не имею. — Юрий постарался сказать это спокойно, но неожиданно почувствовал, что у него перехватило горло.

— Ты все-таки подумай, напряги извилины.

— Нет, не знаю, — ответил Юрий после недолгого молчания.

— Значит, не хочешь вспоминать? Ну хорошо, тогда я тебе слегка помогу. Но только слегка.

Капитан Иванов выдвинул из письменного стола ящик, порылся, достал обычную папку, развязал тесемки и начал читать лист, мелко исписанный шариковой ручкой.

— «Среди гостей находились» Вот, пожалуйста: «Петров Юрий Феликсович». Теперь вспоминаешь?

— Вы про встречу Нового года спрашиваете?

— Про нее, именно про нее, дорогой друг Петров. Так что не таи, рассказывай, о чем вы там разговаривали и до чего договорились.

— Я не помню, о чем мы разговаривали. — Юрий и в самом деле плохо помнил, поэтому слова его звучали искренне. — По-моему, ни о чем таком.

— О чем это о таком? — заинтересовался капитан Иванов.

— Ну о том, что вас бы заинтересовало.

— Во-первых, государственную безопасность интересуют все сферы жизни советских людей. А во-вторых, ты, например, вел вражеские разговоры. Или тебе напомнить, что ты там сказал о латышских стрелках? Ага, вспомнил! Так вот, в результате этих разговоров была создана подпольная националистическая антисоветская группа под названием «Латышское братство». Что, впервые слышишь?

— Впервые.

Капитан Иванов почитал листок, исписанный мелким почерком, и согласился:

— Да, ты ушел раньше. Вместе с Ингой Калиновской. Но, по моим данным, всех присутствовавших на вашей гулянке латышей решили включить в оргкомиссию «Латышского братства». Кстати, ее активисты сегодня ночью из своих квартир перевезены к нам и сейчас дают показания. Так что от твоей искренности перед органами зависит, уйдешь ты от нас сегодня или останешься надолго.

— Но я, честно, ни о какой организации… — начал было Юрий.

В этот момент в дверь коротко стукнули, приоткрыли ее, и остановившийся на пороге человек, тоже молодой, тоже в штатской одежде — в джинсах, в джемпере, поманил капитана Иванова к себе.

Пока они разговаривали в дверях о том, что лучше подарить какому-то Балтвиксу на день рождения — ручку с золотым пером или просто бутылку хорошего коньяка, Юрий, вытянув шею, пытался прочитать, что там на листке про него написано. Прочитать он не сумел — слишком мелки были буквы, да и текст вверх ногами он читать не привык. К тому же он старался это делать незаметно для говорящих в дверях и потому разобрал только подпись — она была поставлена в конце листа более крупно и четко: КОЗОЧКА.

Наконец дверь снова закрылась и капитан Иванов вернулся к столу.

— Ну, Юра, у тебя было время для размышления. Что ты знаешь о листовках?

— О каких листовках?

— Кто клеил листовки в ночь на 23 февраля? Что тебе известно об этой организации?

— Не видел я никаких листовок, отец говорил, что им на КПП в ночь на День Советской Армии какие-то подонки листовку наклеили, но сам я ничего не видел. И ни о какой организации не знаю. Кроме пионерской и комсомольской, никуда не вступал. Да меня бы и не приняли в эту, националистическую организацию — я же русский!

— Да, по паспорту ты русский. Но мать у тебя латышка, и отец наполовину. Так что, Юрис Феликсович, вы латыш.

— Товарищ капитан, у меня же и родители еле-еле по-латышски говорят, а я так и вовсе не понимаю, я ведь до школы у бабы Нюры жил, под Ростовом! Ну зачем мне к этим латышам, вы сами подумайте! У меня отец — подполковник…

— Думать должен ты. Кстати, и о том, что не только свою карьеру губишь, но и отцовскую. Думаешь, дадут ему полковника, когда узнают, что сынок связан с националистами? А про отца своей девушки ты подумал? — Ведь и тот и другой — заслуженные люди! Что ж ты, Юрий, их подводишь!