Карло Вилла - Смерть и корысть

Конечно, в Специи у нее будет уйма времени, чтобы подставлять их солнцу, но сейчас мрачные слова матери не дают ей покоя, точно некое грозное предупреждение.

Богатая инкрустация, гнутые ножки, затейливые ручки — все это делает мебель работы Андре-Шарля Буля величавой и внушительной, достойной блистательного двора Короля-Солнца,

Андре-Шарль — родоначальник многочисленного рода мебельщиков, работавших главным образом по заказам королей Франции в ХVII и XVIII веках. Именно он изобрел изысканную технику инкрустации, которая заключается в том, что на предварительно обработанных пластинах черного дерева выкладывают сложные узоры из бронзы, серебра, цветных камней, а порою даже из слоновой кости, черепахового панциря и перламутра. Благородные материалы позволяли добиться совершенства, немыслимого при обычной технике.

Лишь очень немногие вещи можно с уверенностью считать творениями самого Андре-Шарля; и не только потому, что он не ставил личного клейма, а главным образом из-за того, что после него в его стиле «буль» работали другие французские мастера.

К числу вещей, создателем которых бесспорно был сам Андре-Шарль, вместе с двумя комодами в версальском дворце Трианон и парными буфетами, которые Людовик XIV в 1700 году подарил герцогу Анжуйскому, эксперты относят и массивное бюро с витыми колонками — собственность Франческо Паоло Де Витиса.

Эта вещь находится на его вилле в Портовенере. Она примечательна не только своей редкостью, но и оригинальным устройством створок и ящичков, спрятанных за средними дверцами. Но в отсутствие хозяина дверцы всегда закрыты: прокурор позволяет им распахивать свои пленительные объятия лишь для себя одного. Придя домой, сняв строгий костюм, надев просторный халат и удобные лайковые домашние туфли, он торопится заглянуть в таинственное лоно «буля» с помощью крохотного ключика, который ревниво хранит в жилетном кармане. Вот он переоделся, повернул в замке ключик, и за распахнутыми дверцами бюро открылись другие, внутренние дверцы; а сам он уселся за стол и весь ушел в созерцание несравненной художественной композиции. Перед ним распахнулись двери Рая.

Бюро стоит у стены столовой, в полном одиночестве, как и положено антикварной мебели, а обеденный стол прокурора — как раз напротив. Таким образом, бюро все время у него перед глазами, и за едой он то и дело поглядывает на него: ведь приоткрытое чрево «буля» поистине полно чудес.

На правой от зрителя внутренней дверце вызывающе разлеглась, дразня своими формами, рельефная женская фигурка.

Де Витне восхищается кропотливой работой чеканщика и краснодеревщика, сумевших так зримо подчеркнуть волнующую округлость грудей и ягодиц юной особы, и он признает, что эти выставленные напоказ парные выпуклости и длинная пышная коса цвета старого золота, змеящаяся по спине до бесстыжих бедер, вполне отвечают его идеалу женщины.

Схватив позолоченный колокольчик, он энергично встряхивает его и громко восклицает: — Этторина, обед!

В свои сорок с лишним лет Этторина Фавити сохранила коренастую фигуру крестьянки, с детских лет день-деньской гнувшей спину и не выпускавшей из рук мотыги. Ей не было и десяти лет, когда отец приспособил ее к нелегкому делу — подрезать и прививать виноград, заставлял таскать камни и складывать их в вечно осыпающиеся ограды на крутых склонах между Риомаджоре и Манареа.

Она не только превосходно ведет дом и справляется с покупками, но сделалась также незаменимой помощницей в разных мелких делах и исполнительницей деликатных поручений.

Этторина поспешила явиться на зов хозяина, неся в высоко поднятых руках дымящуюся суповую миску. По жаркой погоде, а также по привычной небрежности она под куцым халатиком не носит белья, поэтому при каждом шаге виден прямо-таки взрыв цветущей плоти.

Де Витис в жизни не решился бы преодолеть барьер, отделяющий человека его положения от жалкой прислуги, но он вынужден признать, что непрерывное колыхание столь изобильного тела, упорно рвущегося наружу из-под скудных покровов, не оставляет его равнодушным; при условии, что его собственное тело, конечно же, полиостью в его власти. Он не сомневается: стоит ему поманить пальцем или просто подмигнуть — и это дитя природы будет у его ног. Возможно, она окажется совсем неопытной, и уж наверняка — растерянной и неловкой, но все же роскошной, полной влекущей тайны. Да, а что будет потом? С каждым днем Де Витис все чаще задает себе вопрос, ибо для него самое главное — последствия.