Эд Макбейн: Озорство

«Каждый черномазый, живущий на земле, жрет дерьмо!»

Вначале зрители подумали, что этот рев входил в программу выступления ансамбля. Странные вещи иногда происходят на этих концертах. «Блеск Плевка» только что исполнял нечто подобное. Разве не так? Даже двое инженеров, сидевших за пультом управления, не могли понять, что происходит. Пульт сигнализировал, что звук на него поступает от установленных на эстраде микрофонов. Так это, может быть, ансамбль бесился? Но инженеры видели, что происходит на эстраде: ансамбль «Блеск Плевка» оборвал пение.

Еще мгновение назад их усиленный аппаратурой рэп соревновался в громкости с оглушительным ревом, разносившимся из всех мощных громкоговорителей. Теперь же слышался только голос Глухого, настойчивый, как голос Гитлера, возбуждавшего свой народ.

«Вот почему у черномазых кожа цвета дерьма!»

Вмонтированные в пульт лампочки входного сигнала потухли, как только замолчал ансамбль «Блеск Плевка».

— Звук идет не от эстрады, — произнес один из инженеров.

«Вот почему от черномазых воняет дерьмом!»

Вспыхнула сигнальная лампочка системы внутренней телефонной связи.

Другой инженер поднял трубку.

— Что за глупые шутки? — спросил голос.

— Мы тут ни при чем, — ответил инженер.

«Вот почему черномазые глупы, как дерьмо!»

— Может быть, отказали главные регуляторы? — снова спросил голос.

Первый инженер проверил главные регуляторы уровня сигнала.

— Пульт управления исправен, — сказал он.

Но рев продолжался.

«Черномазые — это дерьмо...»

— Это, должно быть, кто-то на эстраде безобразничает, — предположил второй инженер.

«Черномазые весь мир превратят в дерьмо, черномазые...»

— Нужно оборвать все провода, — сказал первый инженер.

Но было уже слишком поздно — прогремел первый выстрел.

Карелла и Браун уже сидели в машине, когда взорвалась толпа. Альф Мисколо из канцелярии сообщил им по радиотелефону местонахождение мусоросжигательной печи. А потом сказал, что Мейер и Хейз только что выбежали из следственного отдела и помчались в Гровер-Парк.

— Там случилась какая-то заварушка, — прибавил он.

Эта заварушка была одной из тех бед, которые вот уже полвека разъедают душу Америки. В полицейской машине, мчавшейся через центр города к мусоросжигательной печи, белый крикнул негру:

— Прибавь скорости!

Негр включил сирену и выжал до отказа педаль газа.

И белый и негр, гнавшие, как безумные, полицейскую машину, выросли в той Америке, которая обещала им молочные реки и кисельные берега, рассказывала сказки о многонациональном народе, живущем в мире и согласии. Наша страна — дом свободных и смелых людей, говорили им. И люди всех вероисповеданий и убеждений будут громко петь хвалу свободе, пожиная колосья с янтарным зерном. Лишения, голод, преследования, принесенные к нашим плодородным берегам человеческими отбросами, будут уничтожены и забыты навеки. Люди будут уважать обычаи и убеждения друг друга и сольются в единое сильное племя, заявляющее о себе единым мощным голосом, голосом определенно американским, необыкновенно мощным голосом, вобравшим в себя множество различных голосов со всех концов света.

Здесь, в Америке, отдельные частички наконец-то воссоединятся в единое целое, в единую нацию, неделимую, дарящую всем свободу и правосудие.

Свобода и правосудие для всех почему-то обернулись свободой и правосудием только для избранных, и о славном намерении создать единое племя никто сейчас уже не вспоминает. Это был прекрасный, слишком часто повторявшийся сон. Но вот его яркие краски поблекли, посерели, и спавшие с криком проснулись. Глухой приложил к этому руку и не испытывает ни малейших угрызений совести за содеянное.

Потому-то он и спровоцировал побоище.

Карелла и Браун прекрасно знали что творилось в парке.

Они побежали к машине еще до того, как толпа обезумела и вышла из-под контроля. В их обязанности не входило сдерживание толпы, им надо было задержать человека, возмутившего толпу. Беспорядки в парке вытеснили все другие происшествия из каналов полицейского радио, разговоры между машинами были строжайше запрещены вплоть до подавления буйства толпы. И белый и негр чувствовали себя подавленно, потому что беспорядки были замешаны на расизме. Но они действовали заодно и были одержимы одной целью — поймать сукиного сына, создавшего эти беспорядки, человека, превратившего чудесный, залитый золотыми солнечными лучами день в мрачные сумерки. Плотно сжав губы, они неслись в машине с включенной сиреной по центру города, а мимо них летели на окраину радиофицированные полицейские машины.