Андрей Кивинов: Выгодный жених

«Строгого режима», — усмехнулся про себя Егоров. Даная, блудный сын, красные танцующие люди, мужик, разрываемый змеем, мумия лошади, огромные вазы из малахита — все на месте. Вокруг «Мертвого мальчика на дельфине» крутился Любимов, подмигивал. Егоров отстал от Надежды, сделал вид, что рассматривает мальчика.

— Все, Сергей Аркадьевич, — шепнул Любимов.

— Что такое? — напрягся Егоров.

— Она не мошенница. Информация липовая.

— Правда?!

Он знал это! Он ей верил! Мир вокруг мгновенно изменился. В душе зазвучала музыка. Даже мертвый мальчик с дельфина показался живым.

— Настоящих уже вычислили, — добавил Любимов.

— А я вам что говорил! — чуть не закричал Егоров.

В ногах появилась легкость необыкновенная — вслед Надежде Егоров был готов скакать как… как Пушкин!

— Я бы не спешил ей признаваться, — остановил его Любимов.

— Почему? — удивился Егоров.

— Она вам, вижу, нравится… — начал Любимов.

— Прекрасная женщина! — воскликнул Сергей Аркадьевич.

— Потому-то неизвестно как отреагирует, — продолжил Любимов. — И еще…

— Что «еще»?

— Как к милиции относится, — закончил Жора.

— Нормально относится! — вспылил Егоров. — Милиция помогла воду в садик дать! И вообще она… законопослушная гражданка!

— Я бы на вашем месте в Африку вернулся. Срочно, под любым предлогом.

— Так ведь… — Егоров растерянно развел руками. Он вдруг почувствовал себя стариком. Будто он помолодел на несколько лет за эти два дня, а сейчас, за две минуты, постарел на несколько десятилетий.

— Пусть все уляжется, — обосновал Жора. — После объяснитесь.

Егоров его не слышал. Велел сухо:

— Через полчаса позвони мне.

— С билетами я решу, будут, как настоящие, — деловито продолжал Любимов. — В аэропорту тоже все устроим…

— Ты на машине?

Любимов кивнул.

— Ну, встань там справа…

Идя к выходу, Любимов притормозил у скульптуры с другим мальчиком. Его привлекло название: «Мальчик, вытаскивающий занозу».

Любимов усмехнулся.

Операция по вытаскиванию «Занозы» вступала в решающие стадию.

Кто действительно был в Питере в натуральную величину, так это не ангел, а Пушкин Александр Сергеевич, но не тот, что во дворе своего дома, и не тот, что машет рукой на площади Искусств, а тот, что скромно высится в маленьком сквере на Пушкинской улице. Сквер этот облюбовали две группы граждан.

Во-первых, местная полубомжеватая публика, вдохновляющая себя на дальнейший интерес к жизни настойкой боярышника и стеклоочистителем «Снежинка».

Во-вторых, с недавних пор сквер стал местом встречи петербургских растаманов. Береты красно-желто-зеленых полосок — рекламирующие не светофоры и, соответственно, не ГАИ, а флаг государства Ямайка. Одежды типа «хламида», тонкие многочисленные косички-дрэды. Песни Боба Марли из магнитофона и прочие составляющие растаманской культуры. Это к ним Александр Сергеевич обращался в «Здравствуй, племя младое, незнакомое»…

Две группы граждан особенно не враждовали, а иногда и имели точки пересечения: кое-кто из детей алкоголиков носил «семафорные» береты.

Из сквера идеально просматривался вход в маленькую частную гостиницу «У Сергеича», а с помощью хорошего бинокля можно было рассмотреть, что происходит в номере, где квартировала Заноза.

Никита Уваров выбрал маскировку под растамана. Нацепил берет, дурацкую хламиду, парик с косичками, взятый напрокат в театральной студии. Даже забавно. И растаманы оказались ребятами неплохими. Слегка заторможенными, но добрыми.

Такси тормознуло у самой ограды сквера. Когда Заноза, опершись на руку галантного Юкио, выбиралась из автомобиля, Никита запросто мог к ней прикоснуться. Это, впрочем, было не нужно. Важнее было услышать, о чем они говорят.

— О, Юкио, у нас завтра трудный день. Послезавтра свадьба, нужно успеть обзвонить всех гостей! Ляжем сегодня пораньше, да? Закажи в номер пару бутылок шампанского… Лапушка, снусмумрик мой желтенький…

Кроме снусмумрик, Никита ничего не понял.

Он подождал, пока японец с «невестой» не поднимутся в номер, а потом звонил в дверь: примут ли «У Сергеича» делегацию богатых растаманов из Австралии?..

Нэцке, амфоры, навигационные инструменты Крузенштерна, античные статуи, мазня авангардистов, нефритовые колонны, флейта Пана, портреты героев двенадцатого года в одноименной галерее — все на месте. А сердце не на месте.

Надя смотрит с немым вопросом.

И никакие слова в голову не приходят. Только глупости всякие.