Александра Маринина - Оборванные нити. Том 1

К большим деньгам.

К очень большим деньгам, таким, какие Сергею и не снились. Именно об этом говорила ему мать.

Он впал в злобно-тоскливо-напряженное настроение, грубил коллегам, хамил Лене и Вере Никитичне, вгрызался в работу, как оголодавший бездомный пес вгрызается в случайно попавшую в его зубы кость с остатками мяса. Он понимал, что Лукинов, чиновник из Минздрава, прекрасно осведомлен о том, кто именно явился первопричиной обрушившихся на него неприятностей. И ждал.

Дождался Сергей довольно быстро. Не прошло и двух недель с момента возбуждения уголовного дела против Лукинова, как позвонила Юлия Анисимовна и таким спокойным тоном попросила сына приехать «на полчасика после работы», что у него не оставалось ни малейших сомнений: будет скандал.

Так и вышло. Юлия Анисимовна, обычно умеющая держать себя в руках, дала волю неукротимому казацкому темпераменту, унаследованному от Анисима Трофимовича. И хотя начала она разговор относительно умеренным тоном, очень быстро сорвалась на интонации, выдающие ее кипящее негодование.

— Как ты можешь?! Ты же знаешь, кто такой Лукинов и кем он приходится Бондарям! Бондари — мои друзья, давние друзья, а Лукинов так много сделал для них, организовал их перевод в Москву, устроил на хорошую работу, помог с квартирным вопросом, и до сих пор он их поддерживает и опекает. Ты не забыл, что Бондари — не только мои друзья, но и родители Оли? Ты хоть понимаешь, чем может обернуться твоя никому не нужная эскапада для твоей же любимой женщины? Я тебя предупреждала, я все тебе объяснила, по полочкам разложила, обрисовала дальнейшую картину, но ты все равно сделал по-своему. И я терпела, пока это касалось только меня и папы. Я терпела обыски, унизительные допросы, убирала и мыла дачу и квартиру после нашествия этих уродов в милицейских и прокурорских погонах, отпаивала папу валокордином и обзиданом, оправдывалась перед соседями и краснела перед коллегами, но я терпела и не говорила тебе ни слова упрека, потому что понимала: это МОЯ плата за действия МОЕГО сына, которого Я вырастила и воспитала. Что посеешь, то и пожнешь. Помнишь любимое испанское выражение Нюты, которое она переняла от своего обожаемого поляка-полиглота? Mia tristeza es mia у nada mas. Моя печаль — это моя печаль, и на этом всё. Но когда дело касается уже не только меня, я не могу молчать. О скандале с вакциной знает теперь все педиатрическое сообщество. И о том, что именно мой сын обвиняет врачей в некомпетентности, которую они проявляют при вакцинации детишек, тоже все знают. Ты думаешь, на мне это никак не сказывается? Ты думаешь, меня не дергают, не спрашивают, не упрекают? Каждый считает своим долгом высказать мне свое негодование в связи с тем, что мой сын предает корпоративные интересы. У папы на работе тоже не лучше, его окончательно затерроризировали и те, у кого свои интересы в Минздраве, и те, кто связан с педиатрами. Его вызывали на ковер к высокому руководству и спрашивали: «Уважаемый Михаил Евгеньевич, это у вас в семье так принято — нарушать этику поведения с коллегами? Это вы научили своего сына предавать интересы врачебного сообщества? Значит, вы считаете, что такое поведение — правильно и нормально?» Сережа, твой отец — звезда, светило, он выдающийся ангиохирург, его приглашают оперировать не только в клиники Москвы, но и в Европу. Но он не борец и не интриган, он хирург, он умеет только это. А гавкать на начальство и скалить зубы он не может. И если с ним захотят расправиться, отлучить его от операционной, он не сумеет за себя постоять. Одним словом, мне стыдно за то, что ты сделал. Уважительному отношению к коллегам я учила тебя с самого детства. Разве ты хотя бы раз в жизни слышал от меня о том, что некий врач — плохой, неграмотный и неправильно лечит больных? Оценивать действия другого врача, комментировать их и тем более корректировать — верх неэтичности. Это недопустимо. А ты позволяешь себе…

— С чего ты это взяла? — огрызнулся Сергей. — Я не лезу в лечебный процесс. Я не клиницист. И твой этот Лукинов тоже никого не лечит, так что…

— Сережа, не надо думать, что ты на этом свете самый умный, — жестко проговорила Юлия Анисимовна. — Ты комментировал действия педиатров в своих показаниях, которые давал следователю. Причем ты выражался таким образом, что твои нападки касались не одного конкретного педиатра, а всех огульно. И теперь это всем известно.

Сергей прищурился, глядя на мать.

— Откуда, интересно? Разве протоколы моих допросов опубликованы в прессе? С каких это пор ты стала верить досужим сплетням?