Алексей Макеев - Предатель

– Да, мне Станислав Васильевич рассказал, – потупившись, ответил Никитин.

– У вас тот плюс, что вы разведены и у вас нет детей, а ваши близкие живут в Курске. И это ваше преимущество перед теми, кто счастливо женат, имеет детей, а его родные: бабушки-дедушки, папы-мамы, тети-дяди и так далее живут в Москве, потому что он уязвим! На него можно влиять, как повлияли на капитана Панкратова! И на свете очень мало людей, которые, попади они в аналогичную ситуацию, поступили бы так, как им велит чувство долга, а не отцовская любовь, что бы они громогласно ни декларировали с высоких трибун. Вы пришли на Петровку, и степень серьезности дел, которые здесь расследуются, в разы выше, чем в вашем районном управлении, но и степень опасности для работников Главка повышается тоже в разы. И теперь, знакомясь с человеком, особенно с девушкой – а все мы живые люди, – вам нужно очень точно просчитывать степень опасности этого человека и знакомства с ним, потому что прихватить на чем-то работника с Петровки, чтобы потом заставить его стать информатором – голубая мечта каждого мало-мальски крупного криминального авторитета. Я не имею в виду домушников, карманников и прочую мелочь. Так что вам перед тем, как вы поступите сюда, нужно будет просеять через частое сито всех своих друзей и знакомых, чтобы раз и навсегда отсечь тех, кто может втянуть вас «по дружбе», – выделил Гуров, – во что-то неблаговидное, а вас потом будут этим шантажировать и держать на коротком поводке. Кто может опять-таки «по дружбе» попросить вас поделиться информацией или развалить какое-то дело. Вы все поняли?

– Так точно, товарищ полковник, – вскакивая, радостно заявил Никитин.

– И чему радуется? – по-стариковски вздохнул Гуров. – Знал бы он нашу кухню изнутри, так слезами бы горькими заливался. Ну, что? – сказал он, вставая. – Пошли к генералу. Представлять его будем.

Увидев их троих, входящих в приемную, секретарша кивнула, что генерал, мол, один, и они вошли в кабинет. Никитин, вытянувшись, как струна, только что не гаркнул:

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Командный голос! – хмыкнул Орлов и, увидев, как покраснел Никитин, негромко рассмеялся: – Ну, словно ты, Гуров, в молодости – так же краснеет, – и, встав из-за стола, подошел к ним. – Ну, что скажешь, Лева? – спросил он, оглядев Никитина с ног до головы.

– Берем, – с некоторой обреченностью ответил тот.

– Это правильно, – одобрительно сказал Петр. – Пора молодым свой опыт передавать. Вы, конечно, и сами еще не старики древние, но о смене все-таки думать уже надо, таких вот д’Артаньянов воспитывать. Ведь и ты, Лева, когда-то таким сюда пришел, а потом и Стас. И вон в каких волкодавов выросли. Лучшие из лучших! Ну, что, капитан? – обратился он к Никитину. – Раз Гуров сказал, что берем, значит, берем. Только на легкую жизнь не надейся – Гуров тебя будет так гонять, что мало не покажется. Так что ты уж старайся, не подвели Крячко – это ведь благодаря ему ты сюда попал, он тебе, можно сказать, теперь крестный отец. Ладно, иди, оформляйся! В кадры я сейчас позвоню.

Они вышли в коридор, и Никитин направился в отдел кадров. Он старался идти спокойно, с достоинством, как и положено работнику Петровки, но радость переполняла его, и он с трудом сдерживался, чтобы не побежать. А Гуров с Крячко смотрели ему вслед, и Лев Иванович думал: «Ну, если Никитин д’Артаньян, то Орлов – битый-перебитый жизнью Атос. Стас – пусть не по форме, но по существу Портос. А я тогда кто? Арамис? Да нет, я по женской части ходоком никогда не был. Я, скорее всего, сам постаревший д’Артаньян. Тем более что и Констанция – Таня – в моей жизни была, а вот Мария на Миледи как-то не тянет».

– Ну, что, поехали? – подергав его за рукав, спросил Стас, и Гуров, очнувшись от своих мыслей, удивленно спросил:

– Куда? – никакие разъезды сегодня он не планировал.

– Мне Анна Григорьевна позвонила – с тобой Васильев хочет встретиться, – объяснил Крячко.

– Ладно! – пожал плечами Лев Иванович. – У нас пока еще ничего не горит и даже не дымится. Поехали!

Васильева они нашли в больничном садике, где он, одетый в спортивный костюм – не иначе, как Тамара привезла, – сидел на лавочке, а Анна Григорьевна и Геннадий Михайлович по обе стороны от него. Стас с Гуровым подошли, поздоровались, познакомились и поинтересовались, как это положено, самочувствием больного, а потом Анна Григорьевна и Геннадий Михайлович очень бережно подхватили Крячко под руки и повели, чтобы показать какой-то совершенно необыкновенный цветок на клумбе. Поняв, что они хотят оставить Льва Ивановича и Васильева наедине, Стас не стал сопротивляться.