Николай Леонов - Удачи тебе, сыщик!

Артисты начали расходиться, заговорили о своих профессиональных делах, лишь Сильвер пытался Капитана поправить, давал советы и все талдычил про какой-то проходной двор, да Классик, ткнул длинным пальцем в чертеж, сказав, что в этом месте яма.

– Стоп, господа артисты! – крикнул Колесников. – Минуточку! Кто там убег, вернитесь! Я вам дал выходной не для того, чтобы вы бросились к ящику и смотрели на рыдания «Богатых»! Сегодня генеральная уборка. Привести в порядок свои помещения, проверить реквизит, что надо чинить, тащить сюда. Я все проверю, кто схалтурит, намылю холку!

Когда все разошлись, Колесников спросил:

– Как я смотрелся?

– Класс! – сыщик показал большой палец.

– Не скажешь, кто?

– Остерегусь, скажу лишь, что не твой служащий. – Гуров помедлил и добавил: – Думаю, что не твой.

– Артист? – Колесников посмотрел в потолок, дернул подбородком. – Легче, но все равно дерьмо. А он тебя не зашибет? Может, подстраховать?

– От удара ножа не подстрахуешь, а вот подождать меня в определенном месте было бы совсем неплохо. Я для того и попросил тебя людей от выступлений освободить, а из цирка не выпускать.

Все работали, сыщик болтался без дела, ждал наступления темноты, чтобы создать для убийцы условия наибольшего благоприятствования. Болтался-то он без дела, но был предельно внимателен, не давал никому оказываться у него за спиной, выкладки выкладками, психология вещь хорошая, но чем черт не шутит, а жизнь одна, другой не выдадут. Он не проходил близко от портьер, боковых проходов, старался держаться среди людей, хотя и помнил, что Клыка зарезали в толпе.

– Господин полковник, сказали, что торопитесь, а сами бродите, словно тень отца Гамлета, – сказал подошедший Классик, подмигивая, и чуть вытащил из кармана фляжку коньяка.

– Может, по глоточку?

– Можно, а штрафные санкции? – улыбнулся сыщик. Уж Классика-то он исключал полностью, однако фляжку отклонил.

– После вас.

Артист понял, лицо у него вытянулось еще больше, хлебнув из фляжки, сказал:

– Ну да, а то у меня иной возможности не было.

– Извини, рефлекс, профессия. Извините, – сыщик сделал несколько глотков, спохватился. – Хотите, я у Капитана займу? Мне он не откажет.

– Спасибо за заботу, но у меня сегодня есть запас.

– И вам спасибо и всего наилучшего, мне пора, – сыщик ощутил, как тепло разлилось по телу. Он напряг мышцы, расслабился, кивнул артисту и направился к выходу.

Сыщик шел по улице, не по тротуару, чтобы не проходить мимо дворов и подъездов, а по проезжей части. В начале седьмого наползла мартовская хмарь, выражаясь по-научному, видимость была ограниченная. Сыщик старался ни о чем постороннем не думать, лишь смотреть, слушать, ощущать. Где мои рефлексы пращуров? Человек чует опасность, потому выжил. Так представь, что на тебе шкура, в руке дубина, кругом затаились враги, готовятся к прыжку, ты тоже готов. На улице ни души, где-то за домами прогрохотал грузовик, из-за тускло светящегося окна донеслась музыка, тут же пропала. Справа на тротуаре человеческая фигура. Мужчина. Сыщик вытер ладони. Почему я уверен, что убийца подойдет и ударит ножом? У человека имеется пистолет с глушителем. Нет, из пистолета не интересно и опасно, выстрелил, подбежал, ведь надо забрать пленку с отпечатком, а тут, как назло, люди из дома вышли, машина из-за угла вырулила, всего не учтешь. Нож вернее и совсем другое удовольствие. Знаменитый сыщик, а ты ему сердце проткнул и в глаза смотришь. Кайф! А появится кто неожиданно, так два человека, обнявшись, стоят, знакомая картина, трезвым в такую погоду на улице делать нечего.

– Я тебя ненавижу! Иди куда хочешь! Можешь домой не возвращаться! – кричала женщина визгливо.

Сыщик шел, не останавливаясь, на тротуаре виднелись две фигуры, мужская и женская. Сыщик обрадовался, стыдно признаться, но обрадовался, на какое-то время опасность отступила, свидетели убийце ни к чему.

– Матильда, дорогая моя, – ответил мягкий баритон, в голосе звучала ирония. – Твоя ревность даже не смешна. Ну что подумает о нас человек?

– Ничего плохого, – ответил Гуров, подходя к Жукову с супругой. – Ревность – составляющая любви. А любовь во все времена – явление прекрасное и довольно редкое.

– Лев Иванович, вы настоящий мужчина и джентльмен, – Матильда поправила прическу, подняла накрашенную бровь, от чего лицо не стало кокетливее, просто перекосилось, – Александр утверждает, что идет за бутылкой, а я убеждена, что это предлог. Заявится часа через три пьяный, будет говорить, что встретил друзей, и от него будет вонять дешевыми духами этой профессионалки.