Андрей Кивинов - Контрснайпер

Сначала Марина подумала, что ей послышалось. Съежившись в комок на узкой койке, она укрылась с головой колючим одеялом, пытаясь спрятаться от ужаса, который терзал ее последнее время, и в который уже раз за последние сутки попыталась забыться. Но песня продолжала звучать, причем все громче. А главное — голос…

Не может быть!

Марина резко поднялась и сорвала с головы одеяло. Сомнений быть не могло. Это был его голос. Родной уже голос. Значит, он здесь. Он — рядом! И ужас, сковывавший сердце, отступил.

Она прижала ухо к стене.

Елагин умолк и в ту же секунду ощутил удивительное душевное спокойствие. Даже подъем. Такое чувство, наверное, овладевает моряками, прошедшими Аденский залив, не нарвавшись на сомалийских пиратов. Да — опасный путь еще не закончен, но самое трудное и страшное уже позади.

Сергею снова захотелось петь. Но в это время расписанная татуировкой фигура на соседней койке зашевелилась, и к нему повернулась заспанная физиономия. Сосед посмотрел на Сергея с улыбкой:

— Ну ты, кореш, выдал! Я у Билана такой песни не слыхал. Клёвая… А из Пугачевой чё-нибудь могёшь?

— Кто это у тебя там концерты закатывает? — поинтересовался у Веселова его помощник, входя в дежурку.

— Елагин. Задержали, козлы, все-таки…

— Знаю. Встретил ребят, которые его привозили. А почему поет?

— Ну здрасте! — Игорь недовольно посмотрел на коллегу. — Перестукиваться ведь запрещено…

Топор мягко, с приятным хрустом, вошел в лобную кость. Второй перерубил шею в районе кадыка. Но человек продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало, держа в руках табличку «Я буду жаловаться». Потому что был нарисован на деревянной стене, напротив которой стоял обнаженный по пояс командир отряда Кленов. Все в отряде знали, что у Николаича есть испытанное средство для успокоения нервов. Топоры, вилы, ножи и прочий инвентарь, пригодный к смертоносному полету.

Когда в ладонь легла ручка саперной лопатки, а нарисованный на стене мужик задрожал от страха, на полигоне появился взволнованный художник-взрывотехник Репин.

— Николаич! Тебя уже все обыскались… Бухаров ни по мобилке, ни в кабинет дозвониться не может.

— Чего у него опять стряслось? — невозмутимым голосом спросил Кленов, прицеливаясь лопаткой в мужикову промежность. — Ингуши угнали яхту Абрамовича?

— Хуже. Серегу Елагина закрыли. В ИВС. [5] ИВС — изолятор временного содержания. Обычно там содержат задержанных на двое суток до предъявления обвинения.

Лопатка замерла в воздухе. Мужик на стене перевел дух и снова заулыбался.

— Шутишь?

— Да какие шутки?! Короче, тут такое дело. Те ингуши, которых мы позавчера брали, сдали старшего Паленова. Бухарик его тут же подтянул и тоже расколол. Оказалось, этот гад по указке Журова попросил напарницу Маринки позвонить Сереге. Та ему наврала, что Марина его по-прежнему любит, что жить без него не может и все такое… А на следующий день Журов и Краснов Маринку в камеру упрятали. За что — не знаю, но факт. И Сереге — ультиматум: хочешь, чтобы на свободу вышла, — пиши признанку. Вот он и пошел на плаху с чистым сердцем…

Иван Николаевич слушал Репина, не перебивая, отрешенно глядя на мужика с табличкой.

— Всё?

— Да вроде…

— Тя-я-я!!!

Лопатка молнией сверкнула в воздухе, рассекла воздух и врезалась в гениталии мишени. Правда, черенком. Но и этого хватило, чтобы улыбка сошла на лице последней на нет.

— Успокоишь тут с вами нервы… Где Бухаров?

— У себя должен быть…

Тюремщик Веселов, гремя тяжелыми ключами, отпер восьмую камеру и, не заходя внутрь, громко приказал:

— Наумова, на выход! К следователю.

Марина стряхнула с себя мучительное забытье, торопливо выскользнула из-под одеяла и вышла в коридор.

— Не кисни, — прошептал дежурный и, повернувшись в сторону соседней камеры, громко добавил: — Тебя вроде под подписку выпускают…

Перед входом в следственный отдел следственного комитета при прокуратуре города Юрьевска молодая цыганка гадала по руке на судьбу. Постовой прогонял ее, но цыганка возвращалась — место было золотым. В конце концов, она заплатила постовому, и тот перестал обращать на нее внимание.

Светлана Петровна Воронова вышла из здания, остановилась рядом с цыганкой и с тревогой посмотрела на тяжелое, затянутое серыми тучами небо. Дождь был бы очень некстати из-за двух причин: сделанной только вчера укладки и забытого дома зонтика. Можно было бы попросить дежурного, чтобы дал машину, но с полчаса назад водитель куда-то умотал, и неизвестно было, когда вернется.