Андрей Кивинов - Испытательный срок

Ну и дождь к тому же до кучи.

— Разрешите, Борис Дмитриевич?

Он обернулся. Новобранец Фокин. Тоже не очень радостный.

— Да, Ром, проходи… Я тебе как раз звонить хотел. Тут такое дело… Да ты присядь, не стой.

Фокин опустился на стул, Борис Дмитриевич вернулся на свое место. Разговор начал не сразу, словно муж, не знающий, как сообщить жене, что у него на стороне родился ребенок.

— Хм… Я насчет вашего с Тумановым награждения… Понимаешь, в министерстве по ходатайству Миронова на Юрьевск две медали выделили. За Бараева. Ну а потом… Туманов-то сам виноват. В общем, пока Зубову со Слепневым обвинения не предъявили, он формально был обвиняемым. Какая уж тут награда? Его медаль Кривопальцеву и перешла.

Последнего, к слову, как и предполагал Рома, обрадовать оказалось непросто. Дверь он без вопроса «Кто там?» не открыл. Рома объяснил ситуацию. После чего никто никаких вопросов больше не задавал и, само собой, дверь не отворял. Звонки вхолостую растворялись в пространстве. Постояв минут пять на коврике с надписью «WELLCOME», вестник вышел из подъезда и увидел доброликого постового, спускавшегося по водосточной трубе с рюкзачком на спине. Лик у него был совсем не добрый. А заметив опера ОСБ, он полез обратно, прокричав: «Не возьмете, сволочи!» Но лезть вверх оказалось гораздо труднее, чем вниз.

— Ты только заложников не бери! — предупредил Роман Данилович.

В результате, не справившись с земным притяжением (живот перевесил), Кривопальцев безвольно сполз по трубе, грохнулся на асфальт, подвернул ногу и протянул руки со словами: «Ладно, козлы… Повезло вам. Банкуйте». Ну точно урки, а не менты.

Потом, уже в отделе, Рома пробил Кривопальцева по базе. По оперативной информации, тот подрабатывал сутенером, развозя во время службы ночных бабочек по клиентам. Но с поличным его пока не брали, разрабатывая командира батальона ППС, крышевавшего древнейший бизнес. Что по нынешним временам не самый большой грех.

— И второе, — продолжил Царев, понаблюдав за реакцией Ромы, — Моржов, оказывается, на себя тоже представление послал. Подстраховался на случай проблем из-за Слепнева. Сейчас же круговая ответственность — провинился подчиненный, виноват и начальник… Якобы лично возглавлял операцию по задержанию особо опасного преступника. Умело, ек-макарек, координировал работу служб, руководил расстановкой личного состава, оперативно принимал решения… Ну и так далее… И попробуй возрази… Действительно, ведь велел там пост поставить. Так что твоя медаль генералу досталась… Сволочизм, конечно… Ты только не переживай… Мы тебе грамоту от министерства выпишем. Вручим торжественно в присутствии всего личного состава.

— Да ладно, не надо, Борис Дмитриевич…

— В каком смысле?

Рома достал из папки лист бумаги с рукописным текстом и положил перед шефом. Тот, держа его на расстоянии вытянутой руки, прочитал. Поднести лист ближе уже не позволяли годы.

— Это ты из-за медали?

— Про медаль, вообще-то, я узнал от вас.

— Ах, ну да…

Борис Дмитриевич дотянулся до трости и, опираясь на нее, поднялся. Сидеть было еще больнее, чем стоять. Лучше всего лечь на пол.

— И почему, если не секрет? Все ж вроде получается. Или, может, я чего-то не знаю?

— Почему? Не сошелся с коллективом.

— Да? С кем? С Ольгой? Или Бойковым?

— Я ж говорю — с коллективом. Считайте — не прошел испытательного срока.

Царев вздохнул, словно рыбак, упустивший десятикилограммовую щуку, положил рапорт на стол.

— В том-то и дело, что прошел… Знаешь, Ром, я вот недавно понял, что не существует никаких испытательных сроков. Вся наша жизнь — это сплошной испытательный срок. Все время на что-то испытывает. Поэтому, если ты думаешь, что в другом месте будет не так, то напрасно… Не торопись.

Да, в чем-то Царев был прав. Не бывает мест, где все спокойно и где можно не искать компромиссов с собственной совестью. И никаких гарантий, что завтра снова не встанет вопрос — кого миловать, кого казнить… С кем пить, а с кем не пить, кому протягивать руку для пожатия, а кому нет.

Но сегодня он уже принял решение.

— На земле спокойней. Викторов место для меня держит.

— К Викторову тоже, кстати, есть вопросы… Но это другой разговор…

Борис Дмитриевич, поморщившись, нагнулся к столу, взял ручку и подписал рапорт.

Фокин вышел. Царев снова переместился к окну.

Испытательный срок… Да, верно он подметил, тут каждый день — испытательный срок. Попробуй пройди… Вон с теми же медалями. Мог бы протест заявить. А не заявил. Или про фанерного гаишника Моржову рассказать. Ну что б ему Моржов сделал? Да ничего! А он промолчал. Зато теперь расхлебывает. Где ж твоя хваленая принципиальность? Чего ты испугался? А, Борис Дмитриевич? Отставки или неудобств? Испугался, испугался… А сам жизни учишь. Царь Борис. Не царь ты, а так — при троне. Вот и бегут из твоего царства все. И из семейного, и из рабочего. Или того хуже — сами «отклоняются».