Алексей Яковлев - Пернатый оберег

— Молодые, здоровые, а тунеядничаете! Работать надо, тогда и деньги на билет будут! — осуждающе сказал замученный садовой каторгой шестисоточник.

— Я на пенсии уже три года, а с работы не ухожу, — поддержала погрязшего в совковых предрассудках шестисоточника его попутчица, предположительно санитарка или уборщица в каком-нибудь столичном магазине, тоже от совка далеко не отъехавшая. — К пенсии подспорье, и внукам могу помочь. А вам-то, молодым, чего не работать?

— Вот вы и работайте, — резонно возразили непосредственные молодухи и, шурша длинными цветастыми юбками, вышли на станции Галаховка.

«Да, — подумал Глеб, — старое поколение до сих пор не может отрешиться от устаревших совковых норм поведения, никак не приспособятся, бедняги, к реалиям современней жизни».

В Галаховке же в вагон зашел подозрительный тип с бегающими глазами. Глеб сразу усек: из нашего контингента. Недавно освободился по УДО. Работы нет. Да и кто возьмет на работу наркомана?! А пить-есть надо. И пьет не водичку из родничка. При современной экологии из родничка попьешь — не то что козленочком, козлом станешь! И это еще в лучшем случае. А то и подцепишь какой-нибудь гепатит и сыграешь в ящик! Значит, потребляет этот гражданин по своему криминальному труду, пребывает на свободе за счет презумпции невиновности. Так, высмотрел… Присел на скамейку рядом с вздремнувшим шестисоточником. Ну что у такого можно спереть? Паршивую сотню рублей! Совсем «деловой» измельчал! Наверное, и надоела уже такая свобода! Обратно на зону захотелось: там дружки остались, упорядоченный быт, бесплатная кормежка, культурные развлечения… А тут… Вот даже несчастный тощий кошелек не удалось вытащить! Наслушались, лохи, телевизионных баек про виктимность — и даже спят вполглаза! Кстати, «виктимность» — это по-научному. А сказать по-простому, виктимные — это те, кто как бы типа сами всех приглашают: «Вы нас, пожалуйста, обворуйте, ограбьте, изнасилуйте и убейте!» Придумали этот термин ученые-криминалисты по заданию соответствующих ведомств. В конце концов, сколько можно слушать: «Законодатели — идиоты. Правоохранители — держиморды. Судьи — взяточники. ФБИН — да что можно нематерного сказать о ведомстве с таким названием?!» — «Нет! Хватит! Надоело! На себя лучше посмотрите, придурки виктимные!» Вот такой виртуальный диалог происходит между обществом и властью.

Действительно, шестисоточник проснулся и опасливо придвинул сумку к себе. «Деловой» выругался от досады, поднялся и пошел в следующий вагон — искать фраера повиктимней. Глеб, который уже приготовился задержать ворюгу на месте преступления с вещдоком — кошельком сонливого садовода, вздохнул с облегчением. Идти за ним по вагонам он не собирался. Одно дело, если преступление происходит на его главах, тут уж ретивое не выдержит. А формально — это не УГРО территория. Тут полиция работает. Теперь все обязанности, территории и функции строго распределены между разными правоохранительными ведомствами. Так что лезть с угрозыскной физиономией в транспортной полиции ряд строго запрещено. И помогать условно-досрочнику снова усесться на государственные хлеба Глеб не собирался. Он и сам сядет! Пусть один, другой и даже третий кандидат на облегчение карманов, ему встреченный, внемлет теленаставлениям и остерегается виктимности, рано или поздно найдется и такой, кто телепредупреждениям не внемлет — в результате по собственной вине лишится кошелька, А если все пассажиры в этой электричке окажутся невиктимными — еще хуже, Пить-есть все равно нужно. Ну и шарахнет этот гопник какого-нибудь невиктимного прохожего арматуриной по голове. Мало того что кошелек умыкнет, еще и человека убьет или искалечит. Уж лучше бы ему все-таки попался какой-нибудь виктимный субъект, хотя бы обойдется без крови.

Раздумья Глеба о вине жертв преступлений в своих несчастьях прервало появление молодой женщины в темном одеянии, похожей на монашку. Может, это была и не монашка, но и строгое одеяние, и возвышенно-отрешенное выражение лица обличало в ней женщину божественную. Продавать она ничего не собиралась, напротив, хотела подавать людям надежду, поэтому запела чистым-пречистым, хрустальным, прямо-таки ангельским голосом:

— Проснись, душа беспечныя! Не лей невинных слез! И от мучений вечныя спасет тебя Христос!

«Эх, — мысленно, но тяжело вздохнул Глеб. — Кто она им? Не жена, не любовница — тем, кто освоил Парнас. Вот оттого ей судьба непрестижная: петь в электричке для нас. А ведь могла б этим голосом ангельским под ярким светом софитов больших вместе иль рядом хотя бы и с Басковым петь, посрамляя звездулек иных!»