— Такой умный и такой наивный, — сказал насмешливо Гойда. — Они ничего не будут говорить — ни сейчас, ни потом. Заместитель генерального мне уже объявил, чтобы я писал заключение по факту самоубийства, провел сравнительную экспертизу. Он сказал — самоубийство, а я должен это написать, подтвердившись заключениями медиков и баллистиков. Он сейчас уедет, а я останусь, и ваши генералы разъедутся, а вы останетесь. И в любом случае за все будут отвечать следователь и розыскник. Я за всю жизнь не слышал, чтобы за провал дела ответил руководитель, какое бы указание он ни давал.
— Так нас отсюда официально не уберут? — спросил Гуров.
— Вот когда мы все отпишем, когда они все бумаги обслюнявят и решатся наложить резолюции, тогда уберут.
— Я докажу, что это убийство. — Гуров закурил и чертыхнулся: — Никакой силы воли, стоит только предлог найти, как начинаю курить.
— Как это вы докажете, очень мне интересно?
— Игорь Федорович, кончай дурака валять, знай меру.
— Ну хорошо, хорошо, не буду. — Гойда согласно кивнул. — Я прикажу провести экспертизу, и на правой руке Егорова следов пороховых газов не обнаружат. Но этого маловато будет.
— Человек не стрелял, однако застрелился? — хмыкнул Гуров. — Мысль любопытная…
— Замордуют меня, Лев Иванович, — жалостливо произнес следователь. — Начнутся рассуждения, что один эксперт утверждает — ствол был прижат к челюсти, другой находит отпечатки пальцев покойного на оружии, и из этого же оружия была застрелена горничная. А Егоров — начальник охраны, и кроме него, некому. Могут предположить, что самоубийца руку обернул носовым платком, который потом либо ветром сдуло, либо кто из обслуги подобрал… В общем, замордуют…
— Кстати, кто тело обнаружил?
— Садовник.
— А где?
— На скамейке боковой аллеи.
— Записки нет?
— Нет.
— Странно. Могли бы сварганить. И чего ты ко мне пристал, чего добиваешься? — переходя на «ты», спросил Гуров.
— Помощи прошу, — ответил Гойда. — Ты опытный, сам говоришь, что талантливый, — подколол он и вновь грустно улыбнулся: — У тебя должны быть идеи, чем подпереть версию убийства. — И добавил: — Мы с тобой коллеги, помоги, замордуют.
— Ага! — Гуров почему-то обрадовался. — Как обвинять сыщиков в топорной работе, нарушениях, обзывать нас скорохватами, так прокуратура превыше всего. А жареным запахнет, так коллеги. А мордовать тебя, дорогой, к сожалению, будут недолго, до следующего выстрела. Как он прозвучит, новый покойник объявится, так все начальники по кустам. А ты весь в белом и на коне.
— Издеваешься, — утвердительно произнес Гойда. — Я только не могу понять, чему ты радуешься. У тебя, знаменитого сыщика, под носом людей убивают. Оставим, чему быть, того не миновать. Сейчас необходимо доказать, что произошло убийство. Есть идеи?
Сыщик хотел ответить, мол, идей у него, как у сучки блох, — решил не травмировать интеллигентного следователя солдатским юмором и ответил:
— Илья был парень не простой, раз подпустил убийцу вплотную, значит, хорошо знал и доверял полностью.
— Думал уже, круг подозреваемых данный факт не сужает. Начальник охраны мог пустить на территорию своего знакомого, нам неизвестного человека.
— Не перебивай старших, — строго и одновременно шутливо одернул следователя Гуров. — Подпустить он мог, но Илья был человек очень ловкий и быстрый и приставить пистолет к горлу не позволил бы, успел рвануться, отстраниться. Однако не успел. Что из этого следует?
— Понятия не имею, — признался следователь. — Твои заключения лишь подтверждают версию самоубийства.
Своей открытостью и в хорошем смысле простотой Гойда импонировал сыщику. Гуров по себе знал, насколько трудно признаться, когда чего-то не понимаешь.
— Илью предварительно опоили каким-то наркотиком. Вскрытие. Исследование. Заключение. Я обреюсь наголо, если медики не найдут наркотик либо иную химию. А если твои руководители заподозрят, что человек сначала отравился, потом застрелился, тогда извини. — Гуров развел руками. — Кончай службу, займись садоводством — сейчас модно и прибыльно.
Гойда собрался обнять сыщика, но по выражению лица его понял, что этого делать не стоит, и сдержанно сказал:
— Спасибо, Лев Иванович, с меня причитается. Я не желаю тебе обращаться ко мне за помощью, но, коли понадобится, верну долг непременно.
Следователь вернулся в стан руководителей, сыщик остался на своем крыльце, вскоре начальники убыли, о полковнике Гурове никто не вспомнил, словно его и не существует в природе.
Читать дальше