Алексей Сухаренко - Ловушка для опера

В кабинете, все еще не верящей в происходящее, Надежде Петровне, следователь Сонина предъявила постановление о привлечении ее в качестве обвиняемой, и объявила ей об избрании в качестве меры пресечения – содержание под стражей.

– У Вас же нет доказательств – продолжала недоумевать обвиняемая – Меня же все ровно оправдают.

– Главным доказательством будут материалы Вашего вояжа в Швейцарию, и попытка получения похищенных денег, где Вы сами заявили об источники их происхождения – спокойно пояснила обвиняемой позицию следствия Софья Глебовна – Кроме того, следствие располагает ауди записями телефонных разговоров и адвокатским досье Вашего покойного защитника Харчевского, где весьма подробно расписана деятельность Вашего криминального семейства. И самое главное, нами уже проведены выемки бухгалтерской отчетности и других документов в Вашем офисе.

– Как уже? – невольно вырвалось у Надежды Петровны, которая знала, что в ее личном сейфе хранятся копии документов, неопровержимо доказывающие о ее причастности к созданию фирмы мужа, и переводу денег в Швейцарию, а так же договор аренды банковского сейфа.

– Нет, правда была одна сложность, с открытием сейфа в Вашем кабинете – капитанша, словно прочитав ее мысли, взяла пакет с описанными у обвиняемой личными вещами, и вытряхнув его содержимое на стол, взяла связку ключей на котором был ключ и от ее рабочего сейфа – Но теперь, с помощью этого, я думаю проблем у нас больше не будет.

Надежда Петровна, не способная больше владеть собой, только тихо простонала.

– Последний вопрос – смирившись, что эта проблема сейчас уже не решится, попыталась найти ответ, на самый сложный для себя вопрос обвиняемая – А как Вам удалось узнать про сейф, и про мой вылет за деньгами в Швейцарию?

– Сон вещий видела – засмеялась следовательница, явно довольная своим уклончивым ответом, и произведенным на обвиняемую эффектом.

«Сука старая» – разозлилась Надежда Петровна.

Когда все процедуры закончились, и обвиняемую Городецкую отвели в следственный изолятор, следователь Сонина, набрала телефонный номер.

– Привет – поздоровалась она с кем-то на том конце провода – Я кратенько. Все хорошо. Проблемы больше нет. Остальное при встрече.

На следующий день, после удачно проведенной операции по перевозу Егора, и удостоверившись у врачей института нейрохирургии, что состояние брата стабильное, Сергей Иванович поспешил к матери.

Зоя Николаевна, после последних слов Сергея Ивановича, произнесенных им на поминках, прибывала в состоянии, в котором обычно прибывают маленькие дети в канун рождества. С той только разницей, что это ожидание съело остатки ее пенсии, израсходованной на различные лекарства. Вначале она была возмущена тем, что Сергей Иванович опять дает ей несбыточную надежду на воскрешение Егора, чей прах она подхоронила к своей бабушке. Но потом этот намек. Практически он признал ее матерью. Но не было времени что-либо уточнить. Он убежал как нашкодивший мальчишка, разбивший мячом окно первого этажа. Но странное дело. Она в тот день так и не смогла помянуть сына. Словно этими словами капитан милиции наложил какой-то внутренний запрет.

Когда в ее дверь позвонили старая женщина побежала ее открывать, точно зная, что за ней будет стоять он. Сын!?

Увидев его глаза, она все поняла без слов. Дополнительные доказательства были уже не нужны.

– Сереженька – она прижалась к его груди и заплакала – я столько должна тебе сказать.

– Не надо мама, все теперь хорошо – першило в горле у Сергея Ивановича, который твердо теперь знал, что вопрос об отце он ей ни когда не задаст.

«Кому от этого станет легче? Мать все ровно останется матерью, что бы там не произошло» – думал Бодряков, гладя ее седые волосы.

Зоя Николаевна была готова раствориться в, охватившем ее на груди сына, чувстве радости и успокоения. Она чувствовала, что теперь вместе с Сергеем ей будет легче пережить и смерть Егора, и прочие жизненные напасти.

«А, что до смерти его отца, – тяжелым молотом, вклинилось в ее мысли прошлое – так ведь молва меня оболгала. Я же в тот вечер побежала к нему на работу, что бы вызвать милицию ему на помощь. Да они не успели. Пьяные были, и прежде чем пойти, все потешались над моими страхами».

Она словно исповедовалась в мыслях своему взрослому сыну, плотнее прижимаясь к его груди, в надежде спрятаться там, от людских наветов, старости и одиночества, от всего, что пугала и терзало ее душу.