Джек Хиггинс - Любовник Дождя

Скульптор повернулся к Моргану.

— Ну, а ты?

— К сожалению, Бруно, положение действительно скверное.

— Невероятно! — Фолкнер залпом осушил бокал и вышел из-за стойки бара. — Как давно мы с тобой знакомы, Джек? Лет пятнадцать или даже больше? Сделай одолжение, скажи, когда ты впервые начал подозревать во мне преступные наклонности?

— Бруно, зачем ты привел сюда эту несчастную девушку? — спросила Джоан. — Зачем?

Фолкнер перевел взгляд с нее на Моргана — и обратно. Фиглярская усмешка исчезла с его лица.

— Господи, да вы действительно в это поверили!

— Не будь смешным, Бруно.

Джоан повернулась к нему спиной, но он схватил ее за плечи и развернул к себе.

— Ты боишься допустить эту мысль до своего сознания. Но я читаю ее в твоих глазах!

— Бруно, мне больно!

Фолкнер отпустил ее и подошел к Моргану.

— Джек…

— Ты не можешь себя контролировать, Бруно, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Когда ты сломал челюсть Пирсону, нам пришлось оттаскивать тебя от него вчетвером.

— Спасибо на добром слове!

— Бруно, посмотри правде в глаза. Миллер располагает достаточным количеством фактов, чтобы отправить тебя за решетку. Пока это лишь косвенные улики, но в суде они будут выглядеть очень скверно.

Фолкнер передернул плечами.

— Это твое личное мнение.

— Согласен. Но давай взглянем на дело так, как прокурор представит его присяжным. Прежде всего, твоя вспыльчивость и склонность к агрессии. Когда ты сидел в Уэндсвортской тюрьме, врачи пришли к заключению, что тебе необходима помощь психиатра. Ты отказался от лечения. Уже одного этого достаточно.

— Продолжай. Это просто захватывающе.

— Посреди ночи ты приводишь к себе в мастерскую проститутку и платишь ей десять фунтов за три минуты позирования.

— Чистая правда.

— Я верю в это, потому что хорошо тебя знаю. Но нужно быть совершенным идиотом, чтобы вообразить, будто в Англии найдутся присяжные, которые проглотят такую сказочку!

— Значит, вы не оставляете мне никакой надежды, господин адвокат?

— Подожди, я еще не закончил. После ухода Грэйс Паккард ты тоже выходишь. Ты покупаешь сигареты в баре на Риджент Плэйс, а несколько минут спустя ее убивают в каких-нибудь ста шагах оттуда. И у тебя в кармане ее перчатки. Ты понимаешь, какие выводы из этого сделает прокурор?

— А как насчет пропавших десяти фунтов? Зачем мне лгать?

— Для отвода глаз. Чтобы запутать следствие, бросив тень на другого.

— И ты в это веришь?

— Присяжные поверят.

Фолкнер опять подошел к бару, взял бутылку и налил себе еще джина.

— Логично, Джек. Однако в твоей версии есть, по меньшей мере, два слабых пункта. Ты делаешь особый упор на тот факт, что у меня при себе были перчатки Грэйс Паккард. Но ты забыл, что они были у меня до убийства. И в любом случае, эти перчатки являются важной уликой лишь тогда, если мы примем, что девушка стала жертвой Дождевого Любовника.

Морган кивнул.

— Вот видишь. Значит, если Дождевой Любовник — это я, я должен был убить и остальных, что еще нужно доказать. Возьмем хотя бы ту женщину, которая была убита два дня назад. Последние двое суток я работал почти без перерыва и даже не выходил из мастерской.

— Но труп найден всего в паре кварталов отсюда. Ты мог выйти из дома через черный ход и вернуться в течение часа, никем не замеченный. Так утверждал бы прокурор.

Фолкнер усмехнулся.

— А ты не забыл, Джек, что именно ты сообщил мне об этом убийстве, причем до того, как информация о нем просочилась в прессу? Это было сразу же после твоего прихода. Я одевался у себя в спальне, а ты стоял на том самом месте, где стоишь сейчас.

— Это правда, — согласился Морган. — Тогда я еще взял газету и увидел, что она за пятницу… — Внезапно он напрягся и побледнел. — Да, это был вечерний выпуск, пятница, двадцать третье. Последний номер. — Морган посмотрел на Фолкнера. — Но ведь ты не выписываешь газет, Бруно.

— Ну и что?

— Как же к тебе попала эта газета, если ты два дня не выходил из дома?

Джоан вскрикнула, а Фолкнер впервые за все время казался смущенным и сбитым с толку. Он поднес руку ко лбу, точно пытался собраться с мыслями.

— Сейчас припомню… Я устал… у меня разболелась голова. Дождь стучал по стеклу… — он говорил, будто сам с собой. — Я подумал, что от свежего воздуха мне станет легче. К тому же у меня закончились сигареты. Ну вот, я и вышел.

— А газета?

— Я купил ее у какого-то старика на углу Элбани-стрит.