Владимир Болучевский - Дежавю

– Значит, кунаки про меня не знают?

– Да не должны. Они же на пацане пустышку вытянули.

– Так-так-так-так-так… Петр, – Гурский указал на кухню, – я хлопну? Очень стимулирует работу серых клеточек.

– Пей, я не буду. А чему ты радуешься? Тебя и кроме них есть кому порвать. Футболка-то, как я понимаю, денег стоит.

– Стоит, стоит… – Гурский, выйдя из комнаты, налил себе на кухне водки, достал из банки маленький маринованный огурчик, выпил и закусил.

– Вот смотри, Петя, какой я лично во всем этом расклад вижу, – сказал он, вернувшись в кресло и закуривая сигарету. – Для кунаков таможенных, которые Леву пасут, меня просто нет, так?

– Так.

– Для ментов или уж я не знаю, кто они такие, но это и не важно, я – фигура проходная, вроде поварих или шофера. Они меня пощупали и вычеркнули, если мы с тобой правильно рассудили и это не Моссад ко мне залетал, ну просто посмотреть, как, мол, потомок древнего русского рода здесь поживает, несмотря на жидомасонский заговор, в каких таких жилищных условиях. Верно?

– Возможно. А…

– …а для хозяина «контрабаса» меня тем более нет, Петя. Ты же сам говоришь, что футболка денег стоит, так? Так вот списал ее Лева на случай с Пашкой. Вот сдохнуть мне, списал. А что ты хочешь? Издержки транзита. Откуда кто знает, как там дело было? Украли мальчишку. И, я уверен, вместо официальной версии с маньяком точнехонько историю с преследовавшими его бандитами и втер. Дескать, скажите спасибо, что я, рискуя собственной шкурой, остальные до адресата довез. Вы мне платите? Я везу. Через таможню провез? Провез. А остальные всякие бандитские разборки – ваши дела. Тем более что по ментовским документам у него – все в цвет. Труп обнаружен голым. А? И фотографии эти в столе – мы еще удивлялись – у него для отмазки лежали. Вот, дескать, посмотрите своими глазами…

– Логично.

– И за шелупонью, как ты говоришь, этой – его личная инициатива. Хозяин– то, как я его себе представляю с твоих слов, если бы знал, что я к его товару хоть какое-нибудь отношение имею, так сидеть бы мне давно на цепи где-нибудь в подвале и, жидко под себя какая, вспоминать, куда я футболку девал. Так?

– Примерно…

– Ну вот. Он и этих-то двоих, про которых ты рассказал, ко мне втемную послал. Футболка, мол, белая, такая вот. А что да как, я думаю, они и не спрашивали. Надо, значит надо. С вас аванец. А принесем – расчет. Скроить [ 2] он решил футболочку, Петя. Денежек срубить самостоятельно. Жадный он. Каждую копеечку любит, причем всякую. Не понимает – где можно, где нельзя. Поэтому и сдали его. Не из-за этой конкретной футболки, конечно, на таможне-то засада до этого была, а уж потом он ее скроить решил, но сути дела это не меняет. Нет в данной конкретной ситуации с футболкой за ним никого и ничего, кроме его собственной жадности. И выходит, что против нас он – один-одинешенек, бедолага. Мы же его…

– Что?

– Схаваем. – И потомственный дворянин, один из предков которого во времена правления Иоанна Грозного ведал его личным архивом, руководил составлением Государева Родословца и Разрядной книги, а затем был воеводой в Ливонии, Александр Васильевич Адашев-Гурский по-блатному раскинул пальцы веером.

– Ну… – Волков подинькал крышкой зажигалки. – Есть, в общем-то, логика в логовницах. А как конкретно?

– Да вот же, Петя, – Александр указал рукой на телевизор. – Уверен я, что от этой порнухи Невельским воняет. Это же ниточка. Потянем за нее, потянем и посмотрим. Да мы его просто посадим. Да еще по такой статье… Ты пару эпизодов смог бы обратно перекатать на такую, знаешь, маленькую, которая в камеру вставляется?

– Почему нет…

– А камеру достать такую?.. я в этом ничего не понимаю, ну, чтобы вот тут открывалось – и как будто телевизор маленький?

– Сони. Гандикап.

– Вот. Придется нам этого мальчишку с тобой колоть.

– А чего это ему перед тобой колоться?

– Не передо мной, а перед тобой. Я детям врать не могу.

– Почему?

– Стыдно. Переживаю потом. Да и у меня все равно не получится. А ты – профессионал. Он на кассете что делает?

– Ну… Бабу уестествляет.

– А вот мне почему-то кажется, что он ее насилует. С особым цинизмом-

– Ну знаешь, так он и купился. Они сейчас уже лет в двенадцать такие ушлые. Тем более которые улицы хлебнули.

– Посмотрим.

– Ладно, – Петр встал с кресла, – давай я тебе белье дам. Завтра поезжу, послушаю, что в городе говорят. И про «контрабас», и про детскую порнуху.

– А который час?

– Да два часа ночи.