— О, merci beaucoup, Monsieur, je suis tres reconnaissant< Спасибо, месье, я вам очень благодарен(франц.) >...
Нил жадно схватил леденец, развернул, закинул в рот.
Бродяга со значением посмотрел на Дуста: мол, а я что говорил.
Железная дверь в «Отстойник» при отделении милиции со скрежетом, отворилась.
— Ну... — поигрывая дубинкой, процедил сержант.
Нил послушно шагнул к дверям.
— Руки, — флегматично напомнил сержант. Заложив руки за спину, Нил, конвоируемый сержантом, прошел длинным серым коридором и оказался в глухом дворе, обнесенном по периметру высокой кирпичной оградой.
Впритык ко входу стоял зеленый фургон автозака.
— Мордой в стену! — приказал Нилу сержант и стукнул дубинкой в стену фургона. — Эй, на бригантине, принимай добро!
Что-то скрипнуло, об асфальт стукнули подошвы сапог, зашуршали бумажки.
— Этот, что ли? — спросил молодой голос.
— Этот. — Сержант ткнул Нила в спину. — Полезай.
С крутой подножки Нил ступил в спертый полумрак, пропитанный вонью немытых, спрессованных тел.
— Вам прямо, — насмешливо произнес сзади тот же молодой голос. — Отдельное купе.
Нил с трудом, склонив голову и пригнув колени, втиснулся в железный ящик. Хлопнула дверца, и мир погрузился в полную черноту...
— Басов!
— Я!
— Бирюков!
— Здесь!
— Богданов!
— Я!
— Я!
— Фуя! Кто Богданов?
— Я Богданов.
— А ты? Фамилия?
— Богданов-Березовский.
— Ну так ептуть?.. Богданов-Березовский!
— Я!
— То-то... Брюханов!
— Я!..
Окрики переклички, команды, перемежаемые матюгами, скрежет ворот, замков, засовов, заливистый лай конвойных псов — все эти звуки мучительно били по мозгам, отдаваясь в железных стенках. Нил застонал и, насколько хватало сил и пространства, стиснул уши ладонями.
— Ну, все вроде! Закрывай! «Как это все? А я?» — подумал Нил, но голоса не подал. Забыли и забыли. Захотят — вспомнят, а туда, куда сгрузили прочих пассажиров, ему не очень-то и надо... Автозак взревел мотором и вскоре, как по звукам понял Нил, опять катил по городским улицам.
Вот остановился, судя по всему, на светофоре. Лязгнула и открылась дверка. Даже тот жалкий свет, что проникал сквозь матовое, зарешеченное изнутри стекло, заставил Нила зажмуриться.
— Прошу в салон, — сказал парень в зеленом бушлате. — Там удобней будет.
Нил на полусогнутых перебрался в «пассажирский» отсек и, с наслаждением потирая затекшую шею, плюхнулся на деревянную скамью.
Молодой конвоир хмыкнул и заложил на засов зарешеченную дверь в тамбур.
Тронулись. Сквозь решетку Нил видел подпрыгивающий на дорожных колдобинах белобрысый затылок, слышал не лишенный приятности тенорок:
— Над Китаем небо синее, меж трибун вожди косые... Так похоже на Россию, слава Богу, не Россия...
На повороте Нила повело вперед, Чтобы не свалиться, он ухватился за скамейку. Пальцы уцепились за что-то бумажное. Нил с радостным удивлением поднес к глазам почти полную пачку «Явы». Рядом нашлись и спички...
— Конечная, поезд дальше не пойдет. — Парень в бушлате раскрыл узкую дверь. — Гражданин, прошу на выход.
Он помог одеревеневшему Нилу спуститься, а сам проворно вспрыгнул на подножку.
— Газуй!
— А как же?.. — начал опешивший Нил.
— Счастливо оставаться!
Дверь автозака захлопнулась перед носом. Нил закашлялся от пыли, поднятой отъехавшими колесами.
Через несколько секунд, когда глаза приспособились к нормальному дневному свету, он увидел, что стоит на обочине грунтовой проселочной дороги. По одну сторону зеленел хвойный лес, по другую тянулся не менее зеленый металлический забор. В лесу щебетали птицы, за забором разорялся Валерий Леонтьев.
Нил стоял, ничего не соображая.
— Вам сюда, — услышал он откуда-то сбоку знакомый голос и обернулся. — Ну, наконец-то! А мы вас обыскались, Нил Романович!
У открывшейся в заборе неприметной калитки улыбался Константин Асуров...
* * *
— Так, ну-ка повернитесь... Ручку поднимите, пожалуйста, согните... Теперь ножку... Так, так... — Старый портной Журкевич отошел на два шага, прищурился, оценивая свое произведение. — А вы говорите — Армани, Бриони. Мы тоже не лаптем щи хлебаем, немножко кое-что умеем, как видите.
Нил тактично промолчал. Ничего более монструозного ему еще не доводилось надевать. Тяжелый синий габардин давил на плечи, сковывал движения. Зеркала рядом не было, и Нил не мог определить, насколько этот костюм старит его на вид, по ощущениям получалось лет на пятнадцать. В комплекте с жестко накрахмаленной рубашкой и однотонным бордовым галстуком — на все двадцать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу