Сандра Браун - Как две капли воды

Собака! Как она об этом не подумала? Она решила взять инициативу в свои руки.

Тейт сел верхом на скамейку и позвал собаку к себе:

– Иди сюда, Шеп, и перестань рычать.

Не спуская глаз с Эйвери, пес подполз и положил мор­ду Тейту на ногу. Эйвери осторожно протянула руку и потрепала собаку по морде.

– Привет, Шеп. Это я.

Он недоверчиво понюхал руку. Убедившись, что она не представляет опасности, он наконец лизнул ее в ладонь.

– Так-то лучше, – смеясь, она посмотрела на Тейта, который глядел на нее как-то странно.

– С каких это пор ты подружилась с моей собакой?

Эйвери беспомощно огляделась. Нельсон и Зи тоже были удивлены ее поведением.

– С тех пор… с тех пор, как пообщалась со смертью. Наверное, я стала ощущать связь со всяким живым суще­ством.

Неловкость была преодолена, и остаток ленча прошел довольно гладко. Однако, когда трапеза завершилась и Эйвери захотелось уйти в их с Тейтом комнату, оказалось, что она не знает, куда идти. Дом был большой, и, где на­ходится их комната, она определить не могла.

– Тейт, – спросила она, – мои вещи уже в доме?

– Не думаю. А что, они тебе нужны?

– Да, пожалуйста.

Оставив Мэнди на попечение бабушки с дедушкой, Эйвери прошла следом за Тейтом через сад к машине. Она взяла сумку, а он понес чемодан.

– Я бы и сумку взял, – бросил он через плечо и вошел в дом.

– Да ладно. – Она семенила сзади, стараясь не от­стать.

Широкие двойные двери открывались в длинный ко­ридор. Одна стена была застеклена, отсюда виднелся сад. С противоположной стороны были расположены не­сколько комнат. В одну из них Тейт вошел и поставил чемодан перед стенным шкафом с раздвижной дверью.

– Мона поможет тебе разобрать вещи.

Эйвери кивнула, но все ее внимание было поглощено обстановкой спальни. Комната была просторная и свет­лая, от стены до стены – шафранного цвета ковер, мебель светлая. Покрывала и шторы – с цветочным узором. На вкус Эйвери, немного пестроваты, но явно дорогие и хо­рошего качества.

Она разом окинула взглядом всю комнату – от элек­тронного будильника на тумбочке до фотографии Мэнди в серебряной рамке на туалетном столике.

Тейт сказал:

– Я ненадолго уеду в офис. А ты, пожалуй, отдыхай, осваивайся заново не спеша. Если… – Он замолчал, уви­дев изумление на лице Эйвери. Проследив направление ее взгляда, он остановил взор на портрете Кэрол в нату­ральную величину. – В чем дело?

Закрыв рукой рот, Эйвери сглотнула и сказала:

– Да нет, ничего. Просто… просто я, по-моему, боль­ше не похожа на этот портрет. – Ей казалось неудобным смотреть в лицо единственного человека, который знал ее тайну. Эти темные насмешливые глаза издевались над ней. Отведя взор, она робко улыбнулась Тейту и взъеро­шила волосы. – Наверное, я никак не привыкну к пере­менам. Не возражаешь, если я сниму портрет?

– С чего бы я стал возражать? Это твоя комната. Де­лай с ней что хочешь. – Он направился к двери. – Уви­димся за обедом. – Он с шумом закрыл за собой дверь.

Его безразличие было очевидно. У нее было такое чув­ство, будто она оказалась на антарктической льдине и сейчас смотрит, как скрылся за горизонтом последний самолет. Тейт доставил ее домой и считает на этом свои обязанности исчерпанными.

Это твоя комната.

В спальне была музейная чистота, что было естествен­но для комнаты, в которой давно никто не жил. По ее подсчетам, целых три месяца – с того утра, когда Кэрол уехала в аэропорт.

Она раздвинула дверцы стенного шкафа. Там висело столько одежды, что хватило бы, чтобы обмундировать целую армию, только все вещи были женские – от шубы до самого изысканного пеньюара. В шкафу не было ни одной вещи, принадлежащей Тейту, как и в бюро и в мно­гочисленных ящиках комода.

Эйвери удрученно опустилась на край широкой, поис­тине королевской кровати. Твоя комната, сказал он, а не наша комната.

Что ж, значит, ей не придется преодолевать нелов­кость, когда он станет предъявлять свои супружеские пра­ва, – ибо он не станет. Об этом надо забыть. Ей не гро­зит интимная близость с Тейтом Ратледжем, поскольку он больше не спит со своей женой.

Если вспомнить, как он обращался с ней в последние недели в клинике, то удивляться тут, пожалуй, нечему, и все же она испытала большое разочарование. И еще – стыд. Она не собиралась под фальшивыми предлогами затаскивать его в постель, она даже не была уверена, что ей этого хочется. Это было бы неправильно, совершенно неправильно. И все же…