Юлия Маркова - Белый тигр

А юноша, продолжая ощущать чью-то нарастающую агрессию, стоял, подобравшись и внимательно прислушиваясь к звукам леса, пытаясь распознать, с какой стороны ожидать угрозу.

Неожиданно что-то стремительное, полное ярости, бросилось на него сзади из ветвей крупного дуба, под кроной которого как раз и стоял княжич. В последний момент, почуяв смертельную угрозу, он резко обернулся – и рысь, стремительно атаковавшая из ветвей дерева, упала ему на грудь, повалив своим весом на землю. Если бы он не обернулся, то зверь мгновенно бы убил его, напав со спины и вцепившись клыками в шею. Машинально Чаян ухватил хищника левой рукой за горло, а правой потянулся за ножом. Прямо перед собой он видел ее желтые злые глаза, обведенные черной полоской, ощеренную пасть, из которой несло зловонием. Рысь сделала резкое движение мощной лапой – и длинные и острые серповидные когти, пробив грубый холст рубахи, глубоко вонзились ему в грудь. Теряя сознание и сходя с ума от боли, Чаян выдернул нож из поясных ножен и всадил его лезвие в мягкое брюхо зверя, а затем еще раз и еще. Рысь пронзительно закричала, со страшной силой выгибаясь в его руках, потом издала придушенный хрип и издохла.

Кровь из ран хлестала ручьями, юноша чувствовал слабость и головокружение. Отбросив тело убитого хищника, шатаясь и хватаясь за деревца, Чаян пытался добраться до своего шалаша.

«Помоги мне, великий Род, не дай умереть в расцвете лет! – взмолился княжич, чувствуя, как мутится сознание, – матушка родимая, заступись за жизнь сына твоего из благоуханных кущ Валоха… Не могу я покинуть отца, не могу оставить род свой, уйти вот так, не совершив ничего для народа своего, погибнуть безвременно от лап свирепого хищника…»

Он все-таки добрел до своего жилища, и там упал, окончательно лишившись сил. И тут же тяжкий бред овладел им – чудилось, что идет он, пробираясь сквозь серый, густой и липкий туман, который проникает под одежду тысячей холодных змей, пронизывая холодом и ужасом. Все тяжелее идти, руки и ноги с трудом слушаются… А где-то раздается зловещий и вкрадчивый голос, который все зовет, зовевт юношу к себе… Но не хочет поддаваться он этому зову, старается отвернуть от него. Но снова и снова раздается голос в тумане – торжествующий и леденящий, принадлежит он тому, кто готов поглотить его душу без остатка…

Несколько раз Чаян выныривал из тягостных видений. И тогда он понимал, что все еще находится внутри своего шалаша. Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он оказался здесь. С трудом пытался он остаться в сознании, но вновь проваливался в серый туман… Лишь однажды, теряя сознание, услышал он отчетливый и близкий крик какой-то неведомой птицы, звонко прокричавшей возле самого шалаша:

– Улькуйя! Улькуйя!

Теперь туман был просто белым, и зловещий голос исчез. Юноша бежал вперед, крича о помощи, но белая пелена поглощала все звуки. Тогда он остановился и прислушался. Тихо-тихо издалека доносилась песня. Это была колыбельная… Пел ее женский голос. Княжич никогда не слышал этих слов раньше. Но голос… он казался родным. Сладко и тепло становилось в груди от этого голоса, и юноша, застыв, внимал этой тихой песне, боясь пропустить хоть слово.

Голос затихал, и княжич погружался в умиротворяющий сон. Теперь ему казалось, что он утопает в мягких подушках, пуховых перинах, что он снова, будто младенец, нежится в люльке и его окружают любящие и заботливые люди… И ощущал он рядом присутствие матери – она гладила его по голове нежными и мягкими руками и смотрела на него с безмерной любовью… И знал княжич, что любовь материнская будет хранить его от бед даже из Валоха – края вечного упокоения…

Вейница торопилась. С холщовой сумой через плечо шла она через чащу. Порой лес становился настолько непролазным, что ей приходилось продираться через заросли, раздвигая ветки своим дубовым посохом. Порой останавливалась она, прикрывала глаза, пытаясь нащупать ускользающую нить, что вела ее по верному пути. Она знала, что юноша в беде, но не знала, что именно произошло с ним.