Екатерина Париш - Белый, синий, красный

Радость моя была не от того, какой я молодец, а от смелости, что мне хватила духа быть полезным обществу. В детстве был случай, на детской площадке я играл в песочнице, строя из песка замки, и вдруг раздался крик. Приблизительно в сто метрах от меня лежала беременная женщина, её штаны были мокрые. Всё время она руками обхватывала живот и сильно кричала, просила о помощи, только это могла произнести бедная женщина. Я огляделся по сторонам, никого нет. Я метался из стороны в сторону не зная, что делать. В итоге я убежал домой. Со страху, я просидел дома три часа, никому, не сказав ни слова, а потом вышел на улицу. На месте, где лежала женщина никого не было, только не большая кровавая лужа. Об этом случаи, я позорно промолчал, проявленная трусость терзала меня долго и оказало сильное влияние. С того момента я зарекся не отказывать никому в помощи.

Сегодня, я уснул со вкусом пленительного персика. С этой ночи я потерял вкус ментола навсегда…

***

Открыл глаза, постель опять пустая. Вероника убежала на работу, оставив записку, типа не дуйся зая. На службе я растворился в работе, но Димка всем растрепал о геройском поступке. Меня смущала ситуация, потому что я не видел в моём поступке ничего особенного. Коллеги подходили хвалили, вгоняли в краску от комплементов, командир части пообещал выписать благодарственную грамоту и отправить письмо родителям, я стеснялся незаслуженных похвал.

После работы хотелось по быстрей добраться до дому, но обстоятельства решили иначе. На крыльце КПП я увидел Леонида Федоровича, неожиданная встреча застала в врасплох, я почувствовал, как лицо покраснело. Дёргая штанину брюк, я решил поговорить с ним:

– Здравствуйте, как здоровье?

– Я знал, что ты меня узнаешь и не пройдёшь мимо! – уверенно сказал старик, а большие серые глаза за блестели от слез.

– Зачем вы тут?

– Спасибо хочу сказать, за себя и за мою коляску! – говоря это, он попытался всучить мне конверт с деньгами.

– Ну что вы, мне ничего не надо. Достаточно вашего спасибо.

Тут старик начал рыдать в голос. Такой реакции я не мог предположить. Попытался его утешить. Наклонился пониже и потеребил плечо ему, а в ответ, он обнял меня своими большими руками.

При пожаре я и не заметил какой он большой. Рост его около двух метров, каждая часть тела была огромной. Густые и седые волосы. Если бы не инвалидность, дед был идеальным холостяком.

Несколько минут молчания, Леонид Федорович нервно крутил сигарету.

– Почему вам так дорога коляска? Насколько я знаю государство поддерживает ветеранов и собрав нужные документы вам выдадут новую современную коляску. – утверждал я.

Старик поджег спичками сигарету. Сделал первую затяжку и стал говорить:

– Война для всех началась внезапно. К тому времени мне исполнилось девятнадцать лет, работал в поле со своей молодой женой. На военные сборы пошел сам, сначала отправили в пехоту. До сих пор помню свой первый бой, сильно испугался, только на одну минуту. Потом бился на смерть. Я хорошо и быстро управлял грузовиком, поэтому меня назначали на должность водителя, доставлял оружие и продовольствие в часть. Через некоторое время узнал, что нашу деревню оккупировали немцы, так что родные все погибли. После войны оказалось, что двоюродная сестра убежала с нашей деревни и в тылу мы встретились. Какие ужасные подробность она рассказывала, – утирая слезы продолжал старик. – Извини меня, что я перескакиваю с одного на другое. В общем, когда началась блокада в Ленинграде, меня перебросили туда. И зимой по льду Ладожского озера мы доставляли снаряды. Дорога жизни… Ехали мы с одной скоростью, колонами. Однажды на небе завязался бой, немецкие самолеты хотели разбомбить наш отряд. Мы сопротивлялись, как могли. По машинам стали стрелять, рядом со мной сбросили бомбу, я с трудом успел выскочить с кабины. Окровавленный я лежал на белом снегу, чувствуя близость смерти. Как мы выбрались, я не помню. Очнулся в госпитале новым человеком, человеком без ног. Оказалось, в меня попали осколки. Что смогли вытащили, правда один позвонок был раздроблен, поэтому я парализован. Представь себе в ноге остался ещё один осколок, врачи не достали тогда, а сейчас я храню его, как память о той страшной войне. Естественно меня списали и отправили в тыл. Перед выпиской ко мне пришел наш командир, поблагодарил за службу и пожал руку. Коляска была последним подарком в его жизни, через месяц немцы его расстреляли. Для меня эта коляска жизнь, моя и нашего командира, без неё нет нас.