Полина Раевская - Каюсь. Том 2

–Подумай, подумай… Кстати, у меня для тебе есть кое-какие новости. Возможно, они ускорят твой мыслительный процесс, – загадочно произнес он, словно змей-искуситель, вызывая у меня интерес.

–Мм, и какие же? – скучающе отозвалась, скрывая свою заинтересованность.

–Приезжай и узнаешь. Я в клубе буду, так что заодно повеселимся, – сделал он довольно заманчивое предложение. Мне сейчас меньше всего хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

–Окей, высылай адрес. Я переоденусь и приеду.

–Жду тебя, малая, зажжём танцпол.

–Еще раз назовешь меня «малой» и я подожгу тебя.

–О, я уже давно горю, малыш, – со смешком выдал он, а меня это «малыш» долбануло со всей дури наотмашь, затрясло всю, и стало противно, мерзко.

Закрываю глаза и дышу рвано. Боже, ну, что я за дура-то такая? Этот кобель, наверное, сейчас трахает свою Мариночку, а я переживаю тут, что другой мужик назвал меня так, как называл он. Словно у него патент на это слово в отношение меня. Боже, это просто невыносимо. Я не могу больше, не могу!

Несколько секунд я пытаюсь справится с этой внезапной бурей, но ни черта не получается.

Лучше бы я, как последние пять месяцев ничего не ощущала. А сейчас такое ощущение, словно отходняк после наркоза, кидает из стороны в сторону, и страшно, что же ждет дальше. Насколько будет больно.

Но как бы там не было, я не позволю больше Гладышеву, управлять собой. Вытравлю его власть, избавлюсь от его ига любыми путями и способами!

С этими мыслями я поехала в клуб, после того, как переоделась. На эмоциях выбрала довольно откровенное, трапециевидное платье из легкой, воздушной ткани белого цвета, больше похожее на ночную сорочку, едва прикрывающую попу, спина и вовсе была открытой, и наличие перекрестных лямок из серебристого бисера, закрепленных на пояснице, не спасало ситуацию. В целом, образ вышел чувственным, интригующим и, конечно же, сексуальным, но когда я вышла на улицу, то почувствовала себя голой. Газовая ткань едва ощущалась кожей и при каждом порыве ветра взлетала вверх, норовя показать миру великолепное белье, призванное привлекать внимание к интимным участкам тела, а не прикрывать их.

Я поздно осознала, что не стоит так провоцировать Пластинина, но, когда собиралась, мои мысли были заняты исключительно Гладышевым и его Мариночкой. Какая она? Блондинка, брюнетка, а может быть, рыжая? Молодая или его ровесница? По голосу судить сложно. Но то, что она ухожена и упакована по высшему разряду – это без сомнения. Гладышев предпочитает женщин класса люкс. Я же просто была в порядке исключения, для так называемого разнообразия. Ну, или слишком красива, чтобы пройти мимо. Эта мысль тешит самолюбие и греет душу. Вспоминаются слова Гладышева, что меня хоть в мешок, а я все равно буду самой красивой. На ветер Олег Александрович слов, конечно, не бросает, но мне хотелось блистать, затмить всех, а главное – гребанную Марину. Чтобы он понял, кого потерял. Чтобы смотрел и с ума сходил, убеждаясь, что я все также самая красивая девочка на свете, которую он больше никогда не получит. Да, как бы это не выглядело глупо, но одевалась я с такой тщательностью для него и его сучки, словно непременно их встречу. Просто мне жизненно необходимо было хоть как-то реанимировать свою гордость, чтобы не думать, не представлять, что он в это самое время «отмечает, как следует» свою Мариночку.

До сих пор не могу поверить, что у него кто-то есть. На части рвет, как вспоминаю звонок этой женщины и недвусмысленные речи о том, чем они будут заниматься. Хочется сорваться, влететь в Гладышевскую квартиру и поубивать обоих к чертям собачьим. Особенно его за то, что ей, которая «ничего не значит», дал ключи от квартиры, а мне – той, которая «не безразлична» пинка под зад из своей жизни. От этих мыслей вновь накатывает боль и горечь унижения.

За эти пять месяцев я многое пережила, я прошла моральную пытку, но никогда причиной моих терзаний не была другая женщина. У меня даже мысли не возникало, что она может вдруг появится. Хотя я понимаю, что никто никому ничего не должен, да я и сама играла в дурацкие игры с Максом, но разум и сердце не работают в унисон. Сердце оно глупое и знает лишь одно- люблю, моё! И как же я его за это ненавижу. Хотя в эту минуту я ненавижу весь мир и проклятый случай, что столкнул меня в очередной раз с Гладышевым. Ненавижу тетю, что она заболела так не вовремя и попросила меня поехать на прием с дядь Славой и дядь Славу, что работает у Гладышева, но больше всего саму себя за то, что так и не переболела, не забыла и продолжаю чувствовать чудовищную боль.