— Вовсе нет.
Да что она, ревнует? Невозможно… А вдруг?.. — пронеслось в голове Гордона.
— А как еще это называется? — Состроив преувеличенно любезную мину, Габриела протянула руку и сняла с его щеки невидимую соринку, а потом одарила его такой улыбкой, что мысли его тут же спутались, а в теле запылал жаркий огонь.
— Это называется «снять с щеки соринку». — Голос Сазерленда неожиданно стал хриплым.
— Ну конечно, так оно и было.
— Да, именно так. — Ему захотелось снова поцеловать ее, заставить разделить с ним каждую искру бушующего в нем пламени. Но вместо этого он откинулся назад и перешел в наступление. — С вашим-то даром вы могли бы это и сами знать.
— Мой дар распространяется только на важные вещи, — парировала она. — А вы в это понятие уж точно не входите.
Если это правда, подумал Гордон, с чего бы она так на меня взъелась?
— Значит, вы не можете читать мои мысли? — До сих пор он слегка тревожился на этот счет. Не то чтобы он верил, будто в ее байках о даре заключалась хоть крупица истины, но все же…
Опустив плечи, Габриела потерла висок.
— Не могу.
— А почему? — Гордона до глубины души удивило, что она так спокойно призналась в этом.
— Я же только что вам объяснила.
Потому что он для нее ничего не значит? Нет, так не пойдет. Ведь хотела же она заставить его поверить, будто видит образы людей, вовсе ей не знакомых.
— Но вы же читаете мысли других людей?
— Иногда.
Гордон понизил голос:
— А почему не мои?
— Не знаю! — Она с нескрываемым раздражением опустила голову на руль.
Но Гордон не сомневался, что она знает. Просто он слишком уж давил на нее. Конечно, кто из них двоих фальшивка, так это она. И ее, а не его надо было вывести на чистую воду. Но, напомнил он себе, она женщина. А к женщинам требуется деликатный подход. Нельзя лезть напролом.
— Может, мне стоит извиниться? — поинтересовался он.
Габриела посмотрела на него исподлобья. В голосе ее прозвучала надежда:
— Вы всерьез?
На взгляд Гордона, он пока не сделал ничего такого, за что действительно нужно было бы извиняться. Поцеловать красивую женщину с бездонными печальными глазами — это еще не преступление, а просто глупость, учитывая, что эта женщина — Габриела Вудс. Но чтобы добиться цели, разоблачить ее…
— Да.
— Тогда, конечно, стоит.
— Хорошо. — Нагнувшись вперед, он накрыл ее руку своей и почувствовал, как она снова вздрогнула. — Простите меня, Габи.
— Ладно.
Ее голос звучал напряженно, чуть ли не срывался, но руку она не убрала. Гордон ощущал трепет ее хрупких, крошечных и теплых пальцев и боролся с собственными чувствами. Он ведь знает, кто она на самом деле. Тогда почему же он испытывает такую нежность? Отчего так отчаянно хочет найти доказательства ее невиновности?
Они замолчали. По крыше и стеклам автомобиля стучал дождь, монотонно и убаюкивающе. Габриела следила за каплями дождя, которые разбивались о стекло, а потом скатывались вниз, поблескивая в свете фонаря. Поглаживая свободной рукой больную ногу, она гадала, почему Гордон все еще не выпускает ее руку. А почему она сама не отнимает ее? Быть может, просто некое чувство подсказывает им, что сейчас хорошо, а что дурно?
— Откуда вы родом? — спросил Гордон через некоторое время.
— Я родилась и выросла здесь. — Она снова потерла ногу, потом попробовала ущипнуть. Ей казалось, что нога распухает, но на самом деле ничего такого не было.
— Я тоже, — вздохнул он. — И вы одна, да?
— Что?
— Вы одна? — повторил он. — Муж не станет преследовать меня, пытаясь выяснить, чем это мы занимались вдвоем в темной машине?
— Хотелось бы мне быть замужем. Тогда бы вы, может, хоть капельку призадумались. Но увы…
Прислушиваясь к ощущениям в ноге, Габриела жалела, что на ней сейчас брюки, а не юбка. Ведь тогда можно было бы точнее определить, где именно болит. Должно быть, с девочкой что-то неладное. Ногу жгло все сильнее.
— А семья у вас здесь?
— В Канзасе. — Она взглянула на него. — А у вас?
— У меня здесь. Мама и Грейс. — Гордон откинул голову на спинку сиденья. — Вы мне ее напоминаете.
— Кого?
— Мою мать.
Габриела хмыкнула.
— Ну да, это именно то, что жаждет услышать любая девушка.
Он усмехнулся. Его усмешка оказалась сногсшибательнее, чем все очаровательные улыбки, вместе взятые.
— Да, пожалуй… Но моя мать совсем особенная.
— Почти все матери такие.
— Предположить ли мне продолжение — «кроме моей»?
— Нет. — Габриела поигрывала свисавшими ключами зажигания. — В том числе и моя.
Читать дальше