Алекс Грей - Полёт длиною в жизнь

На выходных мы собрались в поход на реку. Мы часто выезжали с классом на пикники. Брали палатки, гитару, котелки, бадминтон, короче всё, что было нужно для активного и разнообразного отдыха. Поехала тогда с нами и Инга. Кто-то играл в карты, кто-то в шахматы. Кто-то уединился в лесу на поваленном дереве, остальные же сидели у костра и пели под гитару песни. Традиционно мы пели бардовские песни, Высоцкого, Галича или Митяева. Петь и подпевать старались все. Я искоса следил за Ингой, но она просто слушала и не подпевала. Она не могла не знать этих песен, так как сама занималась музыкой. Но почему она не пела, мне было не понятно. И вот, после очередной песни она сказала:

– Зачем так сильно быть по струнам? И вообще, зачем так орать? Ведь в оригинале эти песни не орут, а поют, а вы не слышите друг друга, а только кричите.

– А ты, типа, знаешь как надо? Может быть, ты ещё сможешь нам показать, как это делается? – Не раздумывая ответила Ритка. Все молчали. – Нет, ты скажи, раз критикуешь, то, наверное, знаешь, как надо петь и играть.

– Ну, я не очень умею играть на гитаре, это не мой инструмент, но я могу попробовать. Что вам сыграть. – Спокойно сказала Инга.

– Да, хотя бы Макара сыграй. – Поддержал Ингу Денис.

– Макара, в смысле Макаревича, что ли? – Спросила Инга.

– Ну да, его. Например «За тех, кто в море».

– Хорошо, я попробую, – Инга взяла гитару, пощипала струны, подстроила их и заиграла. Легко и непринуждённо. Как будто играла сама «Машина времени». А потом она запела:

Она пела, а все слушали, открыв рты. Все были в шоке. Когда она закончила играть, вокруг висела тишина, только был слышен треск костра. Я знал её тайну, знал про её занятия музыкой, но даже я был удивлён и покорён. Каждый в ту минуту думал о своём. Думал и молчал. Я словил взгляд Ритки. Она смотрела на меня. В темноте я не мог разобрать выражения её лица, её глаз, но она точно хотела тогда что-то сказать. Тогда мне показалось, что она всё поняла и мне придётся что-то придумывать и оправдываться. Но мне в тот момент было всё равно. Надо было как-то выходить из положения, как-то разрядить обстановку. И я сказал:

– Прикольно, мне понравилось. А что ты ещё умеешь? Говорят, у вас в Прибалтике больше фирмовой музыки слушают, чем у нас. Чем ты нас сможешь удивить? – Попытался я сказать как можно более непринуждённо. Тогда я ещё не совсем осознавал, что после моих вечеров, проведённых на дереве под звуки Моцарта, наступил сегодня новый этап в моей жизни.

– Ну, мне очень нравится «Битлз». Не слышали такую группу? – Инга обвела всех взглядом.

– Почему не слышали? – сказала Ритка, бросая в костёр сухие ветки. – Мне папа из Болгарии привёз двойную пластинку «Вечер трудного дня». Хорошая музыка, только там всё по-английски, а с нашей англичанкой вообще трудно что-то понять, кроме Londoniscapital…

Как и было положено, все засмеялись, оценив Риткину шутку. Но кто-то всё же выкрикнул из темноты:

– Так возьми и слабай чего-нибудь из этих «Битлз» или как их там, а мы послушаем. А потом ты нам переведёшь.

– Да там особо и нечего переводить. У них все песни о любви, о том, что идти по жизни нужно рука в руке, что даже вечером после трудного дня не надо забывать, что есть кто-то, кто ждёт тебя и думает о тебе, о том, что любовь не купишь за деньги, о том, что кто-то думает о ком-то восемь дней в неделю, о том, что и Норвежский лес тоже может хранить в себе тайны, о том, что где-то кто-то ждёт кого-то, о том, что ещё вчера все проблемы были другими… Тексты у них простые, но очень душевные.

И она заиграла. Она играла неизвестную нам всем, кроме Ритки, но заезженную на всех модных и провинциальных западных радиостанциях Yesterday. И опять была тишина, когда она закончила играть. В этот раз молчала даже Рита. Это была какая-то магия. Ночь, река, костёр, гитара и «Битлз»… Потом она играла ещё и ещё, и никто не осмеливался перебить её или остановить. Почти утром, когда часть народа просто тупо уснула возле тлеющего костра, она сказала:

– Ну, всё, ребята, давайте, может, спать? А то скоро утро, да и как-то прохладно уже. – Она отставила гитару, встала, вжала голову в плечи от холода и так непринуждённо сказала «Спокойной ночи», что сразу захотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, а продолжалась вечно. Я лежал в палатке и не мог уснуть, по разговорам в соседних палатках, я понял, что все сегодня обсуждают Ингу. Да и правильно. О чём ещё можно было говорить и думать в такую волшебную ночь. Наверное, в ту самую ночь у реки, у костра, в палатке, под звёздами я начал меняться. Я тогда начал осознавать, что мир гораздо шире, что он выходит за рамки нашего двора, нашей школы, нашего района, нашего ледового дворца спорта. Мир вообще не такой, каким мы его воспринимали до этого. Оказывается, что суть совсем не в новом мопеде, не в крутой девчонке, с которой ты танцуешь на дискотеке, не в медалях и не в кубках. Оказалось, что то, что было у нас под носом, мы не замечали. После той ночи знакомства с «Битлз», их песни теперь всегда сопровождают меня, где бы я ни был. Обязательно в моём плейере есть папка с «Битлз», и в машине есть диск, потому что есть моменты, без которых человек просто не может существовать.