Алекс Грей - Полёт длиною в жизнь

Он разлил в принесённые бокалы шампанское, сунул один мне в руку и сказал:

– А вы не знаете, про какой повод она говорила? Нет, ну тогда за Париж. И за Вас!

– За меня? А чего это за меня? – Удивился я. – Мы же даже не знакомы.

– Так давайте знакомиться, хотя… – Он сделал глоток и прикрыл глаза.

– Что хотя?

– Хотя, мы уже знакомы. Немного. Ну, точнее, я то с Вами хорошо знаком, Вы же Антон, да? А вот Вы меня, наверное, не помните.

– Так Вы напомните. – Ответил я.

– Ну, я в прошлом году делал с Вами интервью. Точнее, интервью у Вас брала наша сотрудница из журнала, а я его уже писал, и в журнале оно вышло уже под моим именем. Вы тогда с концертом в Токио выступали.

– Так Вы из журнала «Музыка мира»? Вы Ник… Сейчас вспомню… Ник Челерман? Верно?

– Точно! Вспомнили. Мы с Вами разговаривали по телефону и вносили правки в текст. А, вообще-то, я Николай и фамилия моя совсем не Челерман.

– Николай? Ну, Ник… Николай – это понятно. А почему Челерман?

– Челерман от слова cello. Это по-английски виолончель. Я в детстве бредил музыкой, просто у меня подкашивались ноги, когда я слышал виолончель. Но с музыкой у меня не сложилось, а мечта стать виолончелистом осталась. Вот я и решил ну хоть как-то себя соединить с «челей», с виолончелью, то есть.

– А что у Вас с музыкой не сложилось? – заинтересовался я.

– Да как Вам сказать. Музыка мне нравилась, но я занимался плаванием. Я мечтал стать чемпионом, но мне не давались самых трудных несколько сотых долей секунд. И я тренировался, тренировался, потом по вечерам вместо уроков я включал пластинки и кассеты с классической музыкой и слушал. А места, где было слышно виолончель, я прокручивал по многу раз. Но спорт был для меня в то время всем. Прошли годы, я достиг кое-каких результатов, довольно неплохих, но как-то при развороте я травмировал кисть правой руки, и мне наложили гипс. Потом оказалось, что кости на пальцах не так срослись, мне их опять ломали, потом они опять сростались… Короче, со спортом мне пришлось завязать. В то же время я понял, что упустил я и тот шанс стать музыкантом. Хотя, к тому времени я уже созрел, чтобы пойти для начала в музыкальную студию. Но с моей рукой о музыке пришлось забыть, и я пошёл в журналисты. Но так как я знал о музыке практически всё, то я стал музыкальным журналистом. Пишу про музыку и про музыкантов. – Он допил своё шампанское и налил полный бокал.

– Интересная история…

– Вы так сказали только что эту фразу… Ну, как-будто, у Вас тоже была или есть какая-то история, связанная с музыкой и с Вами. Или я ошибаюсь?

– Ну как Вам сказать. Да у каждого человека есть своя история, а может быть и не одна… Просто спорт и музыка нечасто переплетаются в судьбе одного и того же человека…

– Может быть, расскажете?

– Да это долгая история.

– Так нам и лететь ещё несколько часов, да и шампанского у меня не одна бутылка. – Он улыбнулся и похлопал по своему кейсу.

– Ну, я даже не знаю, стоит ли Вам рассказывать. Это просто обычная жизнь обычного четырнадцатилетнего мальчика.

– Ого! – воскликнул он. – Вон аж откуда корни вашей истории тянуться… Но мне, правда, очень интересно послушать. Если Вы захотите, чтобы я написал потом эту историю, я напишу, если скажете НЕТ, то я не буду ничего нигде опубликовывать.

– Нет, писать не надо и опубликовывать тоже не надо. Просто, это, как я уже сказал, обычная история обычного пацана времён конца эпохи Советского Союза.

– Так, я наливаю и слушаю, а Вы рассказывайте. – Он разлил остатки шампанского по бокалам, повернулся ко мне и начал слушать.

Мне тогда было лет четырнадцать. Я был обычным пацаном, как и все, гонял во дворе футбол, лазил по деревьям, в соседских частных домах мы воровали крыжовник, яблоки и груши. Хотя нет, я был не совсем обычным. Я был самым отъявленным хулиганом. Это правда. Разбитые в школе окна, хоккейные матчи в школьных коридорах, пожары в подвалах и потопы в подъездах. Меня бы давно выгнали из школы, если бы не одно «НО». Учился-то я неплохо. Учиться я, правда, не хотел, уроки прогуливал, а те, что не прогуливал, те срывал. Учителя и директор школы плакали, когда я появлялся в классе, но сделать ничего не могли, так как, когда приходило время контрольных и экзаменов, то я всё сдавал практически «на отлично». А, кроме этого, я очень хорошо играл в хоккей. У нас во дворе в хоккей играли все, да тогда, в нашей стране все играли в хоккей, это была эра хоккея, хоккейная, можно сказать, была лихорадка. Ну и у нас во дворе постоянно заливали каток, и все наши ребята с района устраивали турниры. Как-то появился мужик, такой видный, в пальто, явно не из местных. Он несколько вечеров приходил и смотрел, как мы играем. Он сильно выделялся из толпы, так как на фоне наших работяг выглядел уж очень рафинировано. Как-то в один из вечеров, после того, как мы закончили играть, он подошёл к нам и предложил заниматься у него в секции. Как оказалось, он был директором спортивной школы по хоккею. Ну, кто бы отказался от такого? Вот, и на следующий день мы уже получали форму в районном дворце спорта. Это была мечта каждого пацана из нашей дворовой команды. И мечта начала сбываться. Мы не верили, что мы вот так вот просто станем известными хоккеистами. Нам завидовал весь город, в школе нас уважали и даже старшеклассники здоровались с нами за руку. И это настолько нас расслабило, что учиться мы перестали вообще. Оценки стали хуже, а поведение вообще никуда не годилось. Тренер нас пугал, что повыгоняет нас, но мы понимали, что мы лучшие и поэтому не боялись ничего. После тренировок мы часто устраивали драки и разборки, так как нас боялись все, а мы не могли этим не воспользоваться. Короче, «оторвы» мы были. И вот так я рос, среди крутых спортсменов, отборных хулиганов в обычном СССР-овском дворе и среднестатистической школе.