Казимир Добродеев - Пролетарские байкеры. Книга 2

"Ехать, и ехать немедленно!" – сказал Харламову внутренний голос, и он обратил свой взор в самый тёмный и неприметный угол гаража, туда, где валялся давно позабытый им мотороллер. В нем остался бензин, и он без труда завелся с первым поворотом ключа. Но что-то внутри Сергея протестовало против этой поездки. Конечно, в нем сильно было внутреннее нежелание расставаться с любимой девушкой, но ещё сильнее был страх. Это стало неожиданным фактором для Харламова, который уже уверенно чувствовал себя за рулём мотоциклов, но стоило ему доехать до начала асфальта, как вдруг его охватила внутренняя паника. Он ощутил нехватку воздуха и дрожь в коленях. За каждым поворотом ему мерещился несущийся джип, и он останавливал свой мотороллер и озирался по сторонам.

Он ехал медленно, через поле, опасаясь попасть в руки гаишников, или в очередную аварию. Куликово неумолимо приближалось, и близился судьбоносный разговор, который вызывал в сердце Сергея тоску и уныние. Он про себя репетировал, что скажет Аленке. Об аварии и бандитах решил не говорить ей. Иначе она неизбежно стала бы отговаривать его, и он, конечно же, пошёл бы у неё на поводу. К тому же лишняя огласка была совершенно ни к чему. Ведь слухи быстро разлетаются в маленьких поселках и деревнях, и эта история может дойти до родителей. А родителям Харламов решил не говорить о конфликте с бандитами и попытаться уладить проблему сам.

Мотороллер тихонько подкатил к знакомому синему забору. Его мерное тарахтение затихло. Сергей, вытащив ключ из зажигания, слез с седла и поставил его на боковую подставку. Он все делал без спешки, как приговоренный к смертной казни, пытавшийся отсрочить свой конец. Сердце громко билось, и, казалось, вот-вот выпрыгнет. Он всю дорогу подбирал слова, но приехав к дому Лагуткиной, позабыл всю свою речь, и не знал с чего начать этот непростой разговор. Им овладело тяжёлое предчувствие страшных событий надвигавшихся на него. Событий, началом которых стала та роковая авария.

Знакомый дом, празднично украшенный резными ставнями, стоял на своём привычном месте. Старая сгорбленная берёза подметала ветвями траву в палисаднике. У двора было тихо и безлюдно. В воздухе пахло коровьим навозом, а откуда-то из дворов доносилось гелготание гусей. Тихий деревенский день неторопливо тек своим привычным ходом. Харламов вдохнул побольше воздуха, и, набравшись решимости, шагнул во двор через деревянную калитку. Поднявшись на крыльцо, он постучал в дверь, и вскоре она распахнулась, и за ней показалась знакомая и милая сердцу Алёнка.

Она была весела и неотразима сегодня. Улыбка украшала её красивое лицо с сбившимися черными цыганскими волосами. Розовый румянец горел на щеках, словно осенние грозди рябин. А из-под пышных, закрученных ресниц игриво смотрели любящие голубые глаза. Алёнка была чем-то возбуждена и невероятно подвижна. Она словно горная лань выскочила на крыльцо в своих мягких домашних тапочках, настолько стремительно, что поток встречного воздуха разметал в стороны полы её жёлтого ситцевого халата.

– Меня сегодня выпустят! – с улыбкой игриво произнесла она своим мягким голосом и радостно кинулась к Харламову чтобы обнять его. Но он сухо остановил её, схватив руками за плечи.

– Что-то не так? – недоумевала Алёнка, – Что с твоей рукой?

– Так, пустяки… Тут другое. Я о другом хотел тебе сказать, Алёнка. Нам с тобой дальше нельзя быть вместе…

– Ты бросаешь меня? – с исказившимся от ужаса и неожиданности лицом всплеснула руками Лагуткина.

– Я не могу тебя бросить… Но нам дальше нельзя так. Я притягиваю несчастья, словно магнит. У меня сейчас большие неприятности, и я не хочу, чтоб они коснулись тебя. "Бита" говорит, что я, наверное, проклят. Я погублю тебя, понимаешь? Хотя, что ты можешь понимать? Ты ж ничего не знаешь… В общем, для твоего же блага, ты должна бросить меня…

– Да расскажи ты толком, что у тебя произошло? Какие ещё неприятности? Мы вместе все преодолеем, Сергей! – с мольбой протянула Алёнка, глядя на него блестящими и полными слез глазами.

– И не проси. Я в это не хочу тебя впутывать. Если я решу свои проблемы, быть может, расскажу тебе о них потом. А если у меня не выйдет, то скоро ты сама обо всем узнаешь…

– Да что я узнаю-то? – разрыдавшись, и не в силах больше сдерживаться вскрикнула Алена, – Что за загадки? Я вижу только одну причину всему этому. Другая девушка! Меня не было с тобой один вечер, и ты уже спутался с кем-то. А теперь тебе и самому стыдно признаться в этом… Катись ты к чёрту! – со злобой воскликнула она, заскочила в сени и резко захлопнула дверь у Харламова перед носом с такой силой, что сквозняком закинуло назад все волосы на его голове. Звук хлопнувшей двери оглушил и эхом раздавался в его голове. Он не успел ни слова сказать Алёнке в своё оправдание, хотя в ту минуту готов был уже все рассказать ей. Её слезы, как огнем обожгли ему сердце. Но её понесло, словно каток с горы, и она уже не смогла остановиться. В эту минуту она рыдала, лёжа на кровати и уткнувшись лицом в подушку, корила себя за свою вспыльчивость, а он, покачиваясь, будто пьяный, и уставившись в одну точку, шагал к калитке. В груди болело и тряслось, будто внутри него разорвалась одна из тех бомбочек, которые он так любил мастерить. По лицу периодически пробегала спазма. Он сел на свой старый мотороллер, завёл его, и, смахнув рукавом белой рубашки набежавшую слезу, вывернул гашетку газа до громкого и дикого рёва. Мотороллер, выбрасывая дерн и землю задним колесом, рванул вперёд, стремительно оставляя позади дом, в котором осталась его первая настоящая любовь. В одном из окон дома отдернулась занавеска, и показалось её заплаканное грустное лицо с поплывшей по щекам тушью. Ей вдруг непреодолимо захотелось ещё разок увидеть его, посмотреть ему в след на прощание.