Константин Кураленя - Меч равновесия

Между тем лагерь варваров не спал. В нём протекала только ему одному понятная, со стороны кажущаяся бестолковой жизнь. Из тумена в сотни и десятки сновали посыльные, и среди всеобщего разгула и веселья улавливалась железная рука хозяина. Посты и дозоры по-прежнему добросовестно несли свою службу. Хотя непосредственные боевые действия были закончены, но смертной казни за разгильдяйство и прочие провинности никто не отменял. Да и времена были такие, что в любой момент враги могли появиться ниоткуда, причём, кто и сколько – никто не мог знать.

Позже эти времена назовут «Великое переселение народов». Времена, когда умный, жестокий и властный вождь мог захватить себе королевство, вытеснив в необжитые края целый народ.

Совершенно трезвым взглядом Курват обводил своих соратников, желая определить, кто в будущем может стать его врагом. Взяв очередное яство из рук рабыни, он подумал, что поражение королева Тина потерпела, когда он распространил призыв о помиловании врагов и приём их в своё войско на равных со всеми условиях.

«Да, тут советники честно отработали свой хлеб», – ухмыльнулся он. Затем его мысли вновь перекинулись на Тину. Самоуверенная девчонка. За время войны он два раза предлагал ей выйти за него замуж, но в ответ слышал лишь дерзкие слова отказа.

–

Мы рассмотрим все полученные предложения. Не думаю, что просьба вашего хозяина будет удовлетворена. Принцессы крови и внучки великого Аттилы не выходят замуж за пастухов, – ответила она его послам.

Она его унизила, а таких вещей он не прощал и жестоко мстил за дерзость. Ну, ничего, теперь он сделает её своей наложницей и, досыта насладившись местью, отдаст на потеху своим доблестным воинам.

–

Проклятая! – заскрипел он зубами при неприятных воспоминаниях и мысли о том, что кто-то кроме него посмеет прикоснуться к её телу.

«Нет, – решил он. – Воинам, пожалуй, не отдам, сам буду наслаждаться её унижениями».

–

О величайший из величайших, – с подобострастной улыбкой прервал его мысли правая рука Алан. – Сегодня у тебя самая великая победа, ты без битвы разгромил последнее войско гуннов. Только что из лагеря этой дочери волчицы пришли последние перебежчики. Лагерь пуст, не считая жалкой сотни её личных телохранителей. Правда, её отряды перешли в основном без предводителей. Но это ничего не меняет, с ней они тоже не остались, просто они страшатся твоего гнева. Велишь захватить её в плен?

–

Не торопись, Алан, утром эта гадюка сама приползёт к моим ногам вымаливая себе жизнь.

–

О, повелитель, не в гнев тебе будет сказано, но змея и перед смертью жалят ядом.

–

Не забывайся, пёс!

– О нет, ни в коем случае я не хотел навлечь твой гнев на свою голову. Но, по-моему, надо вырвать жало у змеи.

– Нет, я хочу насладиться её позором до конца. Терпеливому достаётся прожаренное мясо, а торопыге – сырой кусок, воняющий дымом. Но на всякий случай, Алан, удвой посты, а если где требуется поставь дополнительно засады. И чтобы ни одна мышь не могла выскользнуть из ловушки.

– Слушаюсь и повинуюсь, – склонился советник и пятясь отполз от хана.

Курат поморщился: хоть он и был самолюбив, но всё же презирал такую откровенную лесть.

«При случае первым продаст меня со всеми потрохами, – подумал он про себя. – Но я силён и могуч, и мне никто не страшен, пока я буду великим каганом Куратом, а в одиночку народы не покоряют. Трон любого правителя всегда держится на услугах льстивых подлецов».

Схватив со стола кубок, он, не отрываясь, осушил его и, притянув к себе смазливую танцовщицу, больно укусил её за губы.

– Сегодня придёшь ко мне, – приказал он ей лениво, и, оттолкнув податливое тело, подумал: «Гораздо приятнее будет объезжать строптивую Тину», – и плотоядно улыбнулся своим мыслям.

В это время пир достиг своего апогея. То там, то здесь валялись изрядно подвыпившие военачальники. Пьяные выкрики и песни слились в сплошной гул. Бородатые лица с выпученными глазами и обнажённые женские тела кружили в каком-то диком, необузданном хороводе. Один из воинов вскочил на стол и под завывания толпы и лязганье клинков стал выплясывать, размахивая мечом, дикий танец. Блюда переворачивались, закуски разлетались в разные стороны. Подталкивая остриями мечей, на стол вытолкнули обнажённых невольниц и, свистя и улюлюкая, заставили присоединиться к танцору. Пир превращался в пьяную оргию. Вскоре Курат пресытился этим безудержным весельем и в сопровождении телохранителей удалился в походную кибитку. Там в объятиях наложниц он забылся тяжёлым беспокойным сном.