Молвил Гарун-аль-Рашид:
– Возможно ли, чтобы судья так поступил? Хитрый старик нас обманывает.
– Это легко проверить, о повелитель.
– Легко ли? Судья уверяет, будто денег не брал, и нет свидетелей.
– Дозволь подать совет, о повелитель. Ступай к судье и вручи на сохранение десять монет. А завтра потребуй вернуть деньги.
Согласился калиф, к судье отправился, отдал на сохранение десять монет. Во дворец возвратился. А Джафар старика-горшечника домой отвел, усадил под навесом.
– Не отчаивайся. Завтра навестим тебя и придумаем, как от беды избавить.
Настал другой день, и накинул Гарун-аль-Рашид на плечи нищенский плащ, подпоясался грубой веревкой, обул стоптанные башмаки и отправился в город. А следом за владыкой поспешал его брат Джафар, также одетый бедняком.
Подошли они к дому Ахмета, слышат – из-за стены веселый смех доносится. Рассердился калиф Багдада. Брови сдвинулись, грозу пророча. Из-под век молнии метнулись, в голосе раскаты грома послышались.
– Обманул нас хитрый старик!
Распахнули калитку, видят – гремит во дворе веселый пир. Со всей округи собрались бедняки. Лакомятся гранатами и виноградом, сладким вином угощаются, песни поют.
А хозяин уже навстречу спешит, гостей на почетное место ведет, чашу вина подносит.
– Пришла в мой дом радость, порадуйтесь со мной. Хотели мне помочь, позвольте же добром отплатить.
Калиф и спрашивает:
– Как же ты за одну ночь из бедняка богачом сделался?
Рассказал Ахмет все по порядку. Как простился с Джафаром и остался сидеть на камне.
Сидит, слезы роняет. Знает: надо встать, домой пойти, а ноги не повинуются. Пуще всякой ноши горе на плечи легло, придавило к земле. Нищета страшит, а сильнее – томит обида. Дом судьи коврами застлан, зеркалами увешан. Хозяин же польстился на двадцать медяков, чужим потом добытых! И не найти на него управы. Известно: бедняку с богатым не тягаться.
Поднялся Ахмет, с трудом добрел до дому, сел во дворе под навесом и снова заплакал.
Скрипнула калитка. Поднял голову Ахмет. Смотрит – женщина приближается. Не высока, но и не маленькая – а прочее разве усмотришь под покрывалом?
– Прости, что явилась без зова. Иду мимо, слышу, вздыхает кто-то. О чем печалишься, горшечник?
Прислушался Ахмет – голосок не детский, но и не взрослый, не громкий, но и не тихий, не дерзкий, но и не робкий. Ласковый голосок.
Верно говорят: горе излить – душу исцелить.
– Всю жизнь я работал, надеялся, на старость кусок хлеба будет. А умру в нищете. Было у меня двадцать монет на черный день отложенных, так и те отобрал жадный судья.
Женщина с ноги на ногу переступила и дышать как будто чаще стала, да разве поймешь, что на уме, когда лицо покрывалом скрыто. Только голосок уже не ласково звучит.
– Погоди же. Отважу судью льститься на чужое.
Ахмет в испуге руками замахал.
– Что ты! В суд идти нельзя – деньги не вернешь, впридачу и дом потеряешь.
– Судья знает: жаловаться ты не пойдешь. Вот и бесчинствует. Скольких еще обманет.
– Что же делать?
– Проучить, чтоб неповадно было глумиться над бедняками.
– Как?
– На всякого хитрого найдется умный.
Засмеялась женщина, и Ахмету почудилось, будто под водяную струю хрустальный кувшин подставили.
Убежала она, а едва вечер наступил, вернулась вместе с маленьким мальчиком. И давай поучать горшечника.
– Пойдем к судье. Я первой в дом постучусь, ты – следом. И сразу требуй деньги. А когда отдаст…
Горшечник даже засмеялся невесело:
– Мустафа? Отдаст?
Женщина ничего слушать не стала:
– Судья деньги отдаст. Тогда скорее беги домой и скажи этому мальчику, чтобы к судье торопился.
Трудно ли запомнить? Все усвоил Ахмет, да ничему не поверил. Боится к судье идти, в маслянистые глазки взглянуть. Боится не только деньги, но и голову потерять.
Шаг за шагом, все же добрел. Женщина впереди поспешает, в руках какой-то ларец несет. Смело направилась прямо к воротам, уверенно постучала, вошла. Пора и Ахмету за ней, да ноги в землю вросли. «Что же, – думает горшечник, – я хоть старый, да мужчина, а за меня женщина сражается?»
Превозмог себя. Ворвался в дом судьи – толстый слуга едва успел с дороги отскочить. Смотрит Ахмет и видит: сидит Мустафа на подушках, кальян курит, липкими пальцами засахаренный миндаль перебирает. Напротив – женщина, с ног до головы в покрывало закутанная. А между ними – ларец закрытый.
Читать дальше