Татьяна Воронцова - Пройти через лабиринт

Выяснилось, что ключ у Леры при себе, и минуту спустя Нора уже стояла посреди небольшого квадратного помещения, две стены которого занимали стеллажные шкафы от пола до потолка, а возле занавешенного окна красовался новенький, совершенно не потертый кожаный диванчик с мягкими подлокотниками. Чистота и порядок. Специфический запах лекарств. И следы незримого присутствия доктора Шадрина – буквально повсюду.

– Запустим жадные лапки в докторский тайничок, – прошептала Лера, скорчив уморительную гримаску.

Открыла крайнюю дверцу в нижнем ряду и достала из шкафа две пузатые коньячные рюмки и литровую бутылку «Арарата», опустошенную на треть.

– Да здравствуют маленькие человеческие слабости!

Но попить бренди в спокойной обстановке им не удалось. Стукнула дверь, и на пороге возникла высокая мужская фигура.

– Привет, Роза Прерий. – Взгляд пришельца был устремлен на сидящую в углу дивана Леру. – Понравилась моя история?

Нора поняла, что кто-то наверху в очередной раз услышал ее, и теперь она имеет счастье лицезреть обладателя волшебного голоса.

– Где ты видишь прерии? – поинтересовалась Лера, внимательно разглядывая его бледную светящуюся кожу и синеватые обводы вокруг глаз.

– Спокойно. Прерии присутствуют виртуально. В отличие от Розы, которая в конечном итоге и является предметом всеобщих вожделений. Или ты хочешь, чтобы я назвал тебя Нимфой Лесов и Ручьев?

– Ладно, ладно. Я знаю, что тебя не переговоришь. Иди сюда. – Лера похлопала по обивке дивана. – И познакомься, это Нора, моя сестра.

Но он не пошел на диван, а, скрестив руки на груди, прислонился плечом к дверному косяку.

– Приятно познакомиться, Нора. Меня зовут Леонид. Знаете, как того царя Спарты из рода Агидов, который считался потомком Геракла в двадцатом поколении и прославился…

Нора серьезно кивнула, чувствуя, как внутри, в области солнечного сплетения, все дребезжит от смеха.

– Ты здесь не единственный человек с высшим образованием, – проронила Лера, явно не собираясь лить воду на мельницу его тщеславия. – А где Герман?

– Здесь, – отозвался эльф, выступая из-за спины царя Леонида и останавливаясь с ним рядом в проеме двери.

На них было приятно посмотреть. Оба высокие, оба стройные, но один – очень темный брюнет, другой – очень светлый блондин.

Дионис и Аполлон. Солнце Ночи и Солнце Дня.

– Ты что, собрался бдеть до утра у постели больного?

– Так точно.

Герман положил руку на плечо Леонида.

Похожие, но не одинаковые. Леонид все же шире в плечах и как будто крепче, плотнее, несмотря на временное нездоровье. Безупречная осанка, правильные черты лица. Этот парень мог играть в кино нацистского офицера, настоящего арийца. Герман рядом с ним выглядел как восточный принц.

– Аркадий скажет, что вы устроили тут вакханалию, и завтра же ты окажешься на втором этаже главного корпуса, – предупредила Лера.

– И у меня больше не будет персонального сортира? – застонал в притворном ужасе Леонид. – Я этого не переживу… Кстати, – добавил он после паузы, пристально глядя на бутылку, стоящую на подоконнике, – где в этом доме держат рюмки?

Нора фыркнула и поспешно пригубила коньяк. Ну и тип! Нетрудно представить, как отнесутся к его появлению на втором этаже Николай и компания. Герман не давал повода, а этот нарвется в первые же полчаса. И его прекрасное высокомерное лицо украсят синяки и ссадины.

– Рюмки? – Брови Леры изогнулись. – Зачем тебе рюмки?

Он обворожительно улыбнулся.

– Я собираюсь попросить у тебя глоточек этого живительного нектара. Ведь ты не откажешь мне, добрая леди? Нет?

– И мне, – сказал Герман, подходя с двумя рюмками, извлеченными из «докторского тайничка», который, судя по всему, тайничком давно уже не являлся. По крайней мере для эльфов.

– И тебе?

– А что, я похож на трезвенника?

– На сукина сына ты похож.

– Фу, как грубо…

Конечно, он добился своего. Лера, ворча, наполнила обе рюмки, и, передав одну Леониду, Герман с грацией подстреленного журавля опустился на диван.

Светловолосый бард принюхался.

– М-м… божественный запах. – Он сделал маленький глоток. – Божественный вкус. Почему-то, когда пускаешь по венам, пьянствовать совершенно не хочется. А когда пьянствуешь, пускать по венам хочется все равно. Почему так?

Они пили и болтали, болтали и пили, и от близости Германа, его поджарого молодого тела, с Норой творилось черт знает что.

Вот он сидит, откинувшись на спинку дивана, положив ногу на ногу, и тихонько смеется над шутками своего друга, а у нее частит пульс, потеют ладони, горит лицо… Но он и правда сидит слишком близко! Рубашки, в которой она видела его час назад, на нем уже нет, наверное, осталась в палате Леонида, и Нора не может заставить себя отвести взгляд от худых мускулистых рук, кажущихся загорелыми на фоне белой футболки, от темных волос, которые он время от времени небрежно зачесывает пальцами назад, от аккуратной мочки уха с проколом для серьги, но без серьги, от изящной линии челюсти… Даже то, как синяя джинсовая ткань обтягивает костлявое колено, кажется ей безумно эротичным. Спросить куда подевалась серьга? Или это будет выглядеть как неуместное любопытство?