Делла Сванхольм - Французский поцелуй

– Я не знаю, в чем тут дело, Женевьев… Мне очень жаль, но у меня ничего не получается. Ничего. – Клод Дешанель кусал губы. – Извините, что я зря потревожил вас. Я, разумеется, заплачу вам за тот сеанс, когда вы мне позировали, но… нам все равно придется расстаться.

– Может быть, нам стоит попробовать еще раз, Клод? – предложила Женевьев Лоран-Белль. В ее голосе появилась обворожительная хрипотца. – Быть может, вчера был не самый удачный день, и лишь из-за этого вам кажется, что все вышло не так, как хотелось?

– Нет, Женевьев, нет… не уговаривайте меня, – с отчаянием выдохнул Клод Дешанель. – Я чувствую, что это – тупик. Мне ведь надо создать не просто статую, а создать шедевр – только так я смогу выиграть конкурс. Иначе вся затея не имеет ровно никакого смысла.

– А со мной у вас шедевра не получится? – медленно произнесла Женевьев Лоран-Белль, и ее глаза сверкнули недобрым обиженным блеском. – Ну что ж, прощайте, Клод!

После того, как Женевьев ушла из его мастерской, Дешанель долго не мог прийти в себя. Ему казалось, что он обошелся с Женевьев недостаточно честно… может быть, даже грубо. Это беспокойное чувство крепко засело у него в груди, разъедая его изнутри. Он бесцельно ходил по комнатам, ерошил волосы, останавливался перед зеркалом… оттуда на него глядело отмеченное усталостью и разочарованием лицо сорокалетнего мужчины, со лбом, изборожденным морщинами и черными глазами, которые за последние дни потеряли свой привычный блеск и стали как будто тусклее. Наконец, он встряхнулся.

«Никто не выиграет этот конкурс за меня, – пронеслось у него в голове. – А мне, чтобы выиграть его, обязательно надо найти подходящую модель».

Слава Богу, Женевьев Лоран-Белль была не последним номером в его списке. Он отобрал еще двух девушек. Кого же выбрать теперь – студентку Сесиль Мирабо или фигуристку Адриенн Тассиньи? «Брошу монетку, – решил он. – Если выпадет «орел», то позвоню Сесиль Мирабо. Если «решка» – то Адриенн Тассиньи».

Потертая монета достоинством в один евро упала вверх цифрой «1». И Клод Дешанель стал набирать номер Адриенн Тассиньи.

– Вы хотите, чтобы я позировала вам в качестве модели для вашей статуи? Но я даже не знаю… Я никогда не работала моделью для скульптора, и я совсем не уверена, что у меня что-то получится.

– Модель – это не профессия, – стал убеждать фигуристку Клод. – Существует буквально считанное число моделей, которые зарабатывают себе этим на жизнь, в то время как подавляющее большинство моделей – это просто любители. Я видел ваши фотографии, и я уверен, что у вас все получится.

– Я не знаю, – вновь протянула Адриенн. – Все это так неожиданно.

– Скажу вам откровенно, Адриенн: я просто не могу отступать. Ведь вы – именно то, что мне нужно.

Адриенн Тассиньи наконец согласилась.

Проведя Адриенн в самую середину своей мастерской – туда, куда падало больше всего света – Клод несколько минут молча созерцал ее. Она воплощала иной тип красоты, нежели Женевьев Лоран-Белль – более сдержанный, более строгий, и от этого казавшийся даже более одухотворенным.

Клод Дешанель прищурился, пытаясь представить, как все это будет выглядеть в гипсе, в камне – и вдруг поймал себя на том, что испытывает неподдельное волнение. Похоже, все должно было выйти очень красиво, очень свежо. Во внешности Адриенн Тассиньи было какое-то необъяснимое скрытое очарование, какая-то тайна, которая обещала вдохнуть жизнь и движение во все его произведение.

– Сейчас я покажу вам, какое положение вам желательно принять, а вы, пожалуйста, постарайтесь оставаться в нем как можно дольше, – попросил он девушку. – Я знаю, что с непривычки это довольно тяжело, но иначе ни у вас, ни у меня ничего не получится.

– Я буду стараться, – ответила Адриенн и ободряюще улыбнулась ему.

Дешанель начал лепить изображение девушки. Он работал сначала медленно, но постепенно все больше увлекался, его пальцы и руки двигались уже в ускоренном, почти лихорадочном ритме, стремясь схватить и передать пластическую красоту образа. Он лепил, отходил на несколько шагов назад, вновь примеривался, брал следующую порцию гипса и возвращался с ней к изваянию, которое на глазах набирало мощь и жизненную силу. Работа безмерно захватила его самого, он чувствовал, что уже не может остановиться, не может остаться равнодушным. Красота Адриенн Тассиньи точно дразнила его, она словно просилась быть запечатленной в камне, и в то же время молчаливо бросала вызов, словно спрашивая, а справится ли скульптор с этой задачей? Хватит ли ему сил и умения? Клод Дешанель чувствовал, как от этого кровь бурлит у него в жилах, как ему хочется доказать, что он действительно окажется на высоте, что он сможет сделать это, что он обязательно добьется своего.