Алла Боголепова - Тень ласточки

– Простите мое старческое любопытство, но что у вас случилось?

Кто-то потрогал Анну за плечо. Она оторвалась от телефона и увидела бродягу. Тот стоял, склонившись над ней и протянув руку.

– Отстань, морда ковидная, – рявкнула Анна по-русски. – Ой, это я не вам, Елена Валентиновна. Я глупость сделала, надо было дома сидеть.

– Или, может, надо все же попробовать на новом месте, а не складывать лапки при первых трудностях, – неожиданно жестко отозвалась старая балерина. – Я, деточка, заметила, вы трудностей избегаете, а это…

– У меня щас деньги закончатся, – с лицемерным сожалением выдала Анна и нажала кнопку.

«Не очень, конечно, вежливо, однако выслушивать поучения, сидя на полу черт знает где, – это, знаете ли, слишком, Елена Валентиновна. Я все-таки не в Тверскую область прогулялась».

Бродяга и не думал уходить. Все тянул и тянул руку.

«Будь у меня пара евро, – подумала Анна, – я бы поделилась. Но сдачи с сотни у тебя, скорее всего, нет, так что прости, брат». Она виновато улыбнулась.

Потеряв терпение, бродяга сунул ей в руку листок бумаги.

«Поднимись по эскалатору на второй уровень и выйди к парковке. Жду в черной машине. Леандру».

«Красивый почерк, – некстати подумала Анна. – Живой, скотина, слава тебе, господи».

Подхватив сумку и на ходу содрав респиратор, она кинулась к эскалатору. Тот, конечно, не работал, но это ничего, ничего!

Двери услужливо разъехались, и Анна оказалась в густой лиссабонской ночи, такой душистой, что подкосились ноги.

Лихорадка последних дней словно выключила ее способность к зрительному, да и любому другому восприятию, поэтому Анна не запомнила ни дорогу до Минска, ни аэропорты. Даже закат над океаном, открывшийся ей на подлете к Лиссабону, отметила как факт: солнце садится. И теперь, окутанная прохладной синевой спустившейся на город ночи, она стояла, не в силах пошевелиться, и прислушивалась к шороху пальм и своим проснувшимся органам чувств.

Ночь пахла солью и медом, и лимонным цветом, и большой водой. Вокруг ни души. Но даже если бы аэропорт «Портела» жил своей обычной жизнью, Анна бы не заметила ни толп, ни такси, ни рева взлетающих самолетов. Она просто стояла, уронив на землю сумку, и дышала, и каждой клеточкой тела ощущала нечто совершенно новое и, в ее случае, необъяснимое – физическое чувство свободы.

Автомобиль подъехал тихо, почти подкрался, и Анна шарахнулась назад. Распахнулась передняя дверь.

– Садись! Быстро!

– Щас, – вырвалось у Анны. – Спешу и падаю.

– Анна, пожалуйста! Я потерял телефон, я тебя не встретил, я даже цветы не купил – все магазины закрыты. Буду просить прощения до конца моих дней, но сейчас давай поедем, пожалуйста.

Это был голос Леандру, и его покаянная тирада звучала бы даже забавно, если бы не взвинченный тон, который, впрочем, он изо всех сил старался скрыть. Анна села в машину и подумала: «Что-то как-то все не так». И тут же ударилась головой о спинку кресла, потому что Леандру рванул с места раньше, чем она успела пристегнуться. «Вообще не так», – мелькнула здравая мысль.

В машине пахло сандаловой отдушкой, терпким мужским одеколоном и кожей. Четкий профиль мужчины, руки на руле, тихий джаз, ночная дорога… Все было бы прекрасно, если бы не два малюсеньких факта: Анна не представляла, куда едет и с кем, если учесть, что мужчину она видела впервые в жизни.

– Я все испортил, – нервно заговорил Леандру. – Но через пятнадцать минут мы будем дома, и я все исправлю.

«Действительно нервничает, – отметила Анна, – судя по тому, как внезапно захромал его превосходный английский».

– Ты живешь за городом? – вежливо спросила она и немедленно представила красоты Химок.

– К сожалению, пока нет. Загородная жизнь – для женатого человека с семьей. А, ты спрашиваешь, близко ли мой дом к аэропорту! «Портела» находится в городе. Мы, кажется, единственная европейская столица, где все так странно устроено. Хотя мне нравится: выходишь из самолета, садишься в такси, и через полчаса пьешь кофе у Педру.

– У Педру?

– Кафе рядом с домом. Я хожу туда много лет, там вся жизнь нашего квартала.

В салоне снова повисло молчание, нарушить которое у Анны не было ни сил, ни, признаться, желания. Не то что она ждала салюта в честь своего прибытия, но все же скомканная ночная встреча совсем не походила на долгожданное свидание двух людей, испытывающих друг к другу хоть какие-то чувства.

«Да боже мой, – одернула она себя, – двухнедельное общение по скайпу не означает чувств, оно вообще ничего не означает. Будь мы оба в Москве да в привычном мире, пошли бы поужинать в ресторан. Ели бы какую-нибудь пиццу, приглядываясь друг к другу и нащупывая темы для разговора. И не исключено, что разошлись бы по домам, разочарованные несовпадением реальности и того образа, что нафантазировали себе, разговаривая с живой картинкой в интернете. Так бывает, это нормально. Вообще-то чаще всего бывает именно так, а истории со счастливым концом – исключения. Это такое же первое свидание. Разница только в том, что на него я добиралась почти двое суток. Но раз уж проделала такой путь, и раз уж он потратил столько сил, чтобы я его проделала, – шепнул ей коварный внутренний голос, – разве не должен был он хотя бы выйти из машины? Посмотреть на меня и дать мне взглянуть на него? Прикоснуться к щеке, просто чтобы убедиться: я – не просто картинка на мониторе компьютера, я реальна, я живая… И цветы. Почему он не принес цветы? Хотя… Сказал, магазины закрыты, где ему взять цветы? Клумбу ободрать? И все же ветка цветущего олеандра, их же у аэропорта целые заросли, была бы лучше, чем ничего».