Николай Шахмагонов - Неподвижно лишь солнце любви

Сказано – сделано. Разъяснил, как добраться до института, назначил время и завершил разговор. Он не слишком верил, что узнает что-либо серьёзное, но, с другой стороны, времени свободного на субботнем дежурстве сколько хочешь.

Едва он положил трубку, как телефон зазвонил снова. Из секретариата сообщили, что начальник института вызывает его, Теремрина, к себе в кабинет к 16.00. Об этом же через несколько минут сообщил ему и секретарь парткома полковник Наумкин, причём говорил как никогда строго и сухо.

Теремрин попытался угадать, чему посвящён вызов и в чём он мог проштрафиться, но в голову так ничего и не пришло.

В назначенный час он вошёл в приёмную и попросил секретаршу доложить о себе. Та сняла трубку, сообщила о его прибытии, выслушала ответ и, обратившись к Теремрину, сказала:

– Просили подождать. Вас вызовут.

Но ждать пришлось достаточно долго. Наконец, в приёмную зашёл секретарь парткома института и спросил, кивнув на дверь начальника:

– Ещё не были там?

– Нет. Жду.

– Думаю, что сейчас пригласит. Меня вот зачем-то тоже позвал.

Через некоторое время из кабинета вышел посетитель и, наконец, Теремрин предстал перед генералом с гремевшей тогда в логове демократов хищной и звонкой фамилией. Разговор был весьма резок и груб. Отбросив слова и выражения, рекламируемые его хозяевами, генерал потребовал объяснить, почему Теремрин дал хвалебный, как он выразился, отзыв на рукопись Анатолия Рыбина «Рядом со Сталиным»?

Теремрин попытался объяснить, что получил эту рукопись на рецензию перед самым отпуском и что высказал, как и требовалось, своё мнение по поводу её содержания.

– Вы сотрудник института научно-исследовательского, – вставил секретарь парткома. – Вы – лицо ответственное. И вы своей рецензией опровергаете правду.

– Какую правду? – переспросил Теремрин.

– Ту правду, которую излагает начальник института в своей книге, посвящённой этой теме и разоблачающей многие мифы советской действительности, – сказал секретарь парткома. – Этому учит наша партия, готовая покаяться в своих грехах, совершённых ею за семьдесят лет.

– В своей рецензии я коснулся конкретной рукописи. Она мне понравилась. Признаюсь, я сам очень многое узнал впервые, – сказал Теремрин. – Рукопись ценна тем, что написал её человек, который действительно был рядом со Сталиным и который знает то, о чём пишет, не понаслышке.

Здесь необходимо на время прервать рассказ о беседе в кабинете генерала с хищной и звонкой фамилией, чтобы пояснить читателю, в чём всё-таки суть возникшей проблемы.

Незадолго до отпуска Теремрину позвонил знакомый редактор из военно-мемуарной редакции Военного издательства. Он сообщил, что заместитель главного редактора полковник Исаков поручил ему рассмотреть очень интересную рукопись, которую принёс в издательство некто Анатолий Рыбин, близко знавший Сталина.

– Евгений Павлович Исаков, – сказал редактор, – просил меня подобрать рецензента, не только добросовестного и принципиального, но и достаточно ответственного.

– Благодарю за оценку, – сказал Теремрин.

– Берётесь?

– Берусь.

– Тогда заезжайте за рукописью. Вместе подойдём к Исакову.

– С удовольствием повидаюсь с братом-кадетом Евгением Павловичем и познакомлюсь с ним поближе, – сказал Теремрин.

И вот теперь всё вылилось в суровый разговор в кабинете начальника. Беседа была нелицеприятной, но зато короткой. Генерал отчитал Теремрина и выпроводил из кабинета, как проштрафившегося мальчишку. А следом вышел секретарь парткома и попробовал провести душеспасительную беседу, во время которой посоветовал покаяться перед генералом и войти в группу сотрудников, которые готовили новые книги своего начальника. Теремрин отверг это предложение.

– Ну, как знаете, – процедил секретарь парткома.

После службы Теремрин заглянул домой, чтобы взять из гаража машину, которая нужна была в связи с поездками на дежурство и с дежурства. В дом отдыха он вернулся к ужину и в весьма кислом настроении. Правда, виду постарался не подавать – незачем было посвящать Ирину в неприятности. А в том, что дело не кончится просто так, Теремрин не сомневался. Ирина, конечно, огорчилась, что снова весь день в субботу придётся быть одной.

– Ты не переживай, – успокаивал Теремрин, – не зря же я машину взял из гаража. Новый дежурный отпустит пораньше минут на пятнадцать, поскольку докладывать о приёме и сдаче в выходной день некому – начальство отдыхает. Дороги в воскресенье утром пустые. Долечу до дома отдыха за полчаса.