Николай Шахмагонов - Постижение любви. Судьба советского офицера

Она не ответила, а только слегка потупила свой взор.

После вечера танцев, были кефир и прогулка по санаторию. Всё как в тот далёкий год. Всё и не всё. Теремрин стал другим, и родители его недавней партнёрши по танцам были практически его ровесниками, а вместо Кати, старше которой он был всего на десяток лет, была Света, которой он в отцы годился. К тому же он приехал с дочерью и приехал не отдыхать, а работать.

Тем не менее, в тот вечер он долго не мог заснуть, усевшись на лоджии в кресло-качалку. Именно здесь в свой прошлый приезд он написал поэму.

Даша ушла в гостиную, ставшую её комнатой, но тоже не спала и что-то писала при свете ночничка. Успокоенный тем, что Даша танцевала, что общалась с Олегом, Теремрин даже не предполагал, что она пишет письмо Диме Труворову, что не всё просто в её девичьем сердце, и что увлечения в юном возрасте не меняются столь стремительно, как, зачастую, в возрасте зрелом.

Впрочем, ему было о чём подумать в эту тёплую пятигорскую ночь. Минувшие дни были полны впечатлениями, которых могло хватить не на дни, а на годы. Он устал от мыслей, от переживаний, ему хотелось хотя бы на какое-то время вернуться к ощущениям, давно забытым, ощущениям свободного полёта по жизни, несдерживаемого её условностями. И своё состояние он не мог ни оценить, ни осмыслить, он умел выразить его только поэтическими образами.

И он стал писать, как всегда быстро, едва поспевая за полётом мысли, подобной волшебной стихии, которая одна только и может управлять поэтом:

О тебе сказал мне Бог Мой Русский:

«Отчего такую не найдёшь,

Чтобы косы были светло-русы

И волнисты, как под ветром рожь?

Чтобы песен сила Гамаюна,

И небесной синевы глаза

Чаровали, словно в Росиюнии,

Родника хрустальная слеза?»

Я тебе отвечу, Бог Мой Русский,

Что всю жизнь такую я искал,

Если б встретил косы светло-русые,

Никогда б уже не потерял.

И к Тебе с волненьем бесконечным,

Обращусь, О, Царь Небесный Мой!

Кто, скажи, в наряде подвенечном

Твоей Волей в Храм войдёт со мной?

Знаю я, что путь наш в мире Божьем

Предначертан Промыслом Творца.

Лишь любовь и вера от подножья

До святого доведут венца.

И тогда ответил Бог Мой Русский:

«Знай: живёт такая на Руси.

Золотятся косы светло-русые.

Её имя у меня спроси.

Под венцом волос золото-рунных

Повстречаешь ты свою весну,

Словно Зореньку из Росиюнии.

Я дарю тебе её красу.

В этом светлом образе Россия

Отразила лик священный свой,

Пусть же он тебе подарит силу,

Словно Ангел Светлый и Святой».

И в плену волос золото тканных,

Глаз её небесной чистоты,

Я в родник души её желанной

Загляну, и сбудутся мечты.

А к Тебе с молитвой доброй вечной

Обращусь, О, Царь Небесный Мой!

Чтоб её в наряде подвенечном

Своей Волей в Храм привёл со мной.

Ведь не зря сказал Ты, Бог Мой Русский,

Что её милее не найдёшь –

У неё одной лишь кудри русые

Золотятся, как под солнцем рожь.

Только в ней задор весенний юный,

У неё прелестные глаза,

И душа чиста, как в Росиюнии,

Родника хрустальная слеза.

Под венцом волос золото тканных

Я коснусь её горячих губ.

Божий дар по имени Светлана,

Навсегда войдёт в мою судьбу!

Теремрин поставил точку и перечитал написанное, дивясь тому, сколь легко и чётко легли строки на бумагу. Поэт не всегда волен в том, что пишет, иногда он пишет то, что не может не написать, повинуясь какой-то неведомой ему высшей мистической силе, возможно, в какой-то мере, определяющей его близкое а, быть может, далёкое или даже очень далёкое и туманное будущее.

Глава пятая

Ночью шёл дождь, уже не грозовой, проливной летний, а по-осеннему долгий, тихий и успокаивающий. Теремрин спал чутко и, казалось, слышал его монотонный шелест сквозь полусонную дрёму, в которую погрузился не только он сам, но и весь город, притихший за окном. Рассвет, уже не летний, но ещё и не осенний занимался медленно и вяло. И всё же лето ещё не собиралось сдавать свои позиции. Едва лишь развиднелось, пробились сквозь облака робкие солнечные лучики, они быстро набрали силу, и скоро засиял умытый дождиком город. Наблюдая из лоджии за этим преображением, Теремрин некоторое время раздумывал, идти или не идти на терренкур, но, порадовавшись солнечным лучам, решил: командировка командировкой, а любимую свою пятигорскую процедуру отменять не следует.

Всякий раз, отдыхая именно в этом, полюбившемся ему Пятигорском Центральном военном санатории, он ежедневно обходил громаду Машука по специально оборудованной тропке терренкура, причём обходил два, а то и три раза, то есть преодолевал за день быстрым шагом от 20 до 30 километров. Во время отдыха он обычно делал это в промежуток времени между завтраком и обедом, и между обедом и ужином. Но сегодня ждали командировочные дела, и после завтрака ему предстояло побывать в местной краевой газете «Кавказская Здравница», с рядом сотрудников которой он давно уже поддерживал добрые отношения.