Николай Шахмагонов - Постижение любви. Судьба советского офицера

«Мы с матерью ночью пришли в какую-то деревню – не то в Скородумово, не то в Пирогово. Эти названия я знал, но в ту тревожную ночь всё в голове моей перепуталось. Мать оставила меня у своих дальних родственников, а сама куда-то ушла в середине ночи, несмотря на то, что, как помню, родственники её сильно отговаривали. А вскоре вспыхнул ярким пламенем помещичий дом. Тётка моей матери утром отправилась к колодцу за водой, но тут же прибежала назад, испуганная. Она рассказала, что дом сгорел дотла, и что подожгла его Аннушка, мстя за убитого Вавъесером помещика. Сам Вавъесер, по причине ранения, спастись не успел. А потом тихо так сказала, обращаясь ко мне: «Поймали твою мамку, поймали и, говорят, убили. И тебя теперь ищут». Подручный Вавъесера, некто Брандсмауер, приказал доставить к нему буржуйского отпрыска, то есть меня, живым или мёртвым. Имена этих палачей я запомнил на всю жизнь.

Меня весь день прятали на гумне, а ночью муж тётки отвёл далеко от деревни, километров за десять и сказал на прощанье: «Ты, Мишаня, забудь из какого села идёшь и как звать мамку твою. А пуще всего забудь имя барина». И я забыл, хотя кажется мне, что фамилия помещика была чем-то созвучна с названием реки, на которой стояло село – реки Теремры».

Теремрин пожалел, что Алексей Посохов начал читать мемуары не с самого их начала, а с военных глав. Вот бы удивился!

Но что же было дальше с автором воспоминаний? И откуда взялась у него такая фамилия, ведь в мемуарах генерала Теремрина она ни разу не упоминается. Там говорится, что много в селе было Савельевых, Тулиновых, были, как водится, и Ивановы. Но о Посоховых не упоминает вовсе. Может, всё-таки, рано строить догадки о родстве? Фамилию-то он носит конкретную. Теремрин продолжил чтение:

«Прицепил мне дядька за спину котомку с продуктами, дал выструганную и отполированную временем палку и сказал: «Вот тебе, Мишаня, посох на счастье. Я с ним на заработки в город хаживал». Долго я плутал по дорогам, напуганный предупреждениями, что ищут меня каратели, и добрёл до какого-то городка, название которого теперь уж стёрлось в памяти. А там как раз облава на таких как я бродяг. Словом, изловили меня, привели в приют, втолкнули в какую-то комнатушку, где мужчина в белом халате спросил строгим голосом:

– Звать как?

– Михаилом, – ответил я.

– А фамилия?

– Почём я знаю? Отца, сказывают, в ту ещё войну прибило, мать померла.

– Так уж и не знаешь? Да брось ты эту свою палку.

– То не палка, то посох мой…

– Посох? Вот и запишем тебя Посоховым. Запомнишь?

– Запомню, – ответил я.

Так я стал Посоховым. А что? Фамилия неплохая, даже чем-то духовным от неё веет. Отправили в детский дом, а после, как вырос, поступил я в пехотную школу…».

Теремрин ещё раз перечитал некоторые наиболее важные выдержки из первой главы. Сомнений более не оставалось – генерал Посохов родной единокровный брат его деда – генерала Алексея Николаевича Теремрина и родной дядя его отца – Николая Алексеевича.

А как же звали прадеда? Этого в мемуарах Посохова он не нашёл. Зато дед, Алексей Николаевич, в своей публикации коснулся родословной Теремриных. Оказалось, что прадед воевал на Балканах, участвовал в штурме знаменитой Шипки, его отец защищал Севастополь в Крымскую войну, дед воевал на Кавказе, прадед отличился в битве при Прейсиш-Эйлау и Бородинской битве. Предки участвовали в походах Суворова, Потёмкина, Румянцева. Словом, Дмитрию Николаевичу Теремрину было чем гордиться! Он решил, что, как только вернётся в Москву, непременно окунётся в архивы, чтобы дополнить недостающие страницы истории своего рода.

Между тем, поезд уже оставил далеко позади Подольск, миновал Серпухов, и вскоре сверкнула внизу, под мостом, гладь Оки с манящими песчаными отмелями. Первая остановка, да и то короткая, была по расписанию лишь в Туле. Длительная же стоянка предполагалась на узловой станции Скуратово, где пассажиры обычно выходили на платформу поразмяться после долгого сидения, да купить что-либо из нехитрой крестьянской снеди. Там круглый год приносили к поезду варёную картошку и солёные огурцы, а летом – вёдрами яблоки, груши, помидоры… Глаза разбегались.

Обилие информации, свалившейся на него в последние сутки, не могло не взволновать. Теремрин вдруг почувствовал себя не просто полковником, не просто военным историком или даже писателем, а представителем знаменитого рода, честно служившего Отечеству, почувствовал себя ответственным за продолжение этого рода и попробовал оценить, что же он сделал в жизни своей, чтобы внести достойную лепту в преумножение боевой славы своих предков. Если судить строго, то получалось, что почти нечего. Да, воевал, даже, можно сказать, неплохо воевал. Да, пишет научные работы и художественные произведения. Но так ли уж они нужны Отечеству? Разве без них, этих его писаний, не обойдётся Россия?