Елена Левашова - Чудо для Алисы

Одноэтажный кирпичный домик Алисы высится за низким, покрашенным коричневой краской забором. Из криво приколоченного к калитке почтового ящика торчат уголки газет. В высоких деревянных окнах прячется темнота. На крыльце, перед входной дверью – большая куча снега.

Обледеневшая ручка калитки поддается моему напору, дверь скрипит и упирается в крупный сугроб внутри двора.

Я толкаю ее изо всех сил, цепляясь за остатки веры в то, что дома кто-то есть. Что этот «кто-то» рано ложится спать и не чистит двор, не забирает почту… Черт!

Калитка открывается лишь наполовину. Я протискиваюсь через узкую щель и попадаю во двор. Ослепительный свет фар старины Бэна разделяет темноту, позволяя мне рассмотреть участок. Перед крепким кирпичным домом торчат верхушки хвойных кустарников, густо засыпанные снегом. Хрустальные ветки поблескивают в свете луны и фар. Убедившись, что во дворе нет собаки, я прохожу дальше в глубь территории, засаженной плодовыми деревьями.

Дом не кажется мне заброшенным: в углу деревянного крыльца замечаю лопату для снега и веник, возле колодца в глубине сада – белое эмалированное ведро.

Выходит, Алиса живет здесь одна? Я бездумно шагаю по глубоким сугробам, не замечая, как промокли джинсы и ботинки. Растерянность овладевает мной, расползаясь внутри, как гадкая слизь, но я отбрасываю дурные мысли и заставляю себя мыслить трезво. Я не оставлю девчонку в доме одну, просто не смогу…

Поднимаюсь по обледеневшему крыльцу, держась за мерзлые шершавые перила, и с силой дергаю входную дверь. Глупо надеяться на то, что она окажется открытой…

По обе стороны от двери стоят большие глиняные горшки с землей, из которой торчат острые голые ветки. Включаю фонарик айфона и опускаюсь на колени.

Надежда обнаружить ключи угольком тлеет в душе. Шарю рукой под резиновым черным ковриком и днищами горшков. Ничего…

– Их нет там! – гремит за спиной чей-то голос. – А теперь медленно повернись и подними руки.

Слышится звук взведенного курка.

Я поворачиваюсь, встречаясь глазами с крепким высоким стариком.

Дуло охотничьего ружья смотрит прямо на меня. Мужик сканирует меня подозрительным взглядом из-под седых кустистых бровей.

– Послушайте, это не то, что вы думаете, – громко произношу я. – Я не вор.

– А кто же ты, если явился без приглашения? – прищуриваясь, гремит он в ответ. Ночной ветер треплет полы его потертого овчинного тулупа.

– Я привез Алису, – говорю я, плавно опуская руки.

Мужик топает ногой, обутой в высокий черный валенок, и вскидывает ружье выше. Я возвращаю руки на место и делаю шаг назад.

– Алису, говоришь? Почему же она не выходит из твоей мажорской тачки и сама не открывает дверь? – тоном, полным иронии, произносит он.

– Опустите оружие, и я все объясню вам, – вздыхаю я.

Мужик храбрится и пытается унять беспокойство за девчонку. Ноздри его раздуваются от напряжения, подбородок дрожит. В ожидании моих объяснений он нервно топчется с ноги на ногу, отчего вздернутое ружье колышется в разные стороны.

– Алиса случайно выпила снотворное, при-готовленное для смертельно больной пациентки.

– О-о-ох…

– Она просто крепко спит, не волнуйтесь! – спешу я успокоить деда. – Вы ее дедушка?

– Не совсем. Но… можно и так сказать! Опекаю ее, – утвердительно говорит он.

– Нужно открыть дом и прогреть его, – говорю я, не сводя глаз с наставленного на меня оружия.

– Звать как? – требовательно произносит дед.

– Меня? Богдан.

– А по батюшке?

– Романович, – отвечаю я.

– Так ты хахаль Алискин, что ли? – улыбается он, опуская ружье.

– Нет, мы едва знакомы, – спешу разуверить старика. – Я женюсь через месяц.

– На Алисе?

– На своей невесте Алле, – отвечаю сухо.

– Сначала покажи Алису. Мне нужно удостовериться, что ты не врешь.

Шаткой походкой дед поднимается на крыльцо и ставит ружье в угол рядом с веником и лопатой. Затем протягивает мне лопату и просит расчистить проход к калитке. При каждом шаге старик тяжело дышит и покряхтывает. Мы вместе спускаемся с крыльца к калитке. В считаные минуты выполняю его просьбу и полностью распахиваю калитку.

Старина Бэн освещает фарами двор Алисы, разбавляя морозную тишину урчанием двигателя. Мы идем по хрустящему снегу к машине, а звук наших шагов сливается с завыванием холодного ночного ветра.

Я распахиваю переднюю пассажирскую дверь. Дед охает и молитвенно складывает руки на груди, склоняясь над девчонкой.