Марина Кистяева - Та, что подарила жизнь

Ни-че-го.

Ещё один удар, которого Вера не ожидала.

Насколько точна человеческая память? Насколько она долговечна? Сколько можно хранить образ человека в памяти? Мало. Вера это знала точно. Она пыталась вырисовывать черты Тараса, воспроизводя их изо дня в день. Но время безжалостно. Оно не оставляет никаких следов.

Катя была похожа на Тараса. Не сильно, но при желании можно увидеть сходство.

Когда сели в машину, Катя расправила кофточку и с интересом прильнула к окну.

– Куда едем? – с напускной важностью поинтересовалась она.

«К папе…» – могла бы сказать Вера, но прикусила верхнюю губу до крови.

Она услышала его вчера.

Увидела.

– Ты знал?

– О Кате?

– Да, о дочке.

– Конечно, знал …

Вера сознательно повторила этот диалог.

Чтобы не забыть…

Чтобы, наконец, в её голове прояснилось раз и навсегда, что нет ИХ Тараса! А есть чужой незнакомец, который отлично осведомлен обо всем, что происходит в доме Барисова! Который, черт возьми, знает, что у него есть дочь и…

Вера оборвала себя.

Стоп.

Нельзя.

Слышишь, Вера?

Нельзя…

Иначе сейчас снова сорвется.

А это лишнее.

Намечающаяся встреча с Тарасом даст некоторые прояснения в отношении бизнеса отца.

Личное вмешивать не стоит.

Поэтому резонно задать ещё один вопрос: какова вероятность того, что Сабуров и Сиваков в доле? Что люди Сивакова частично пришли и от Сабурова?

Тарас знал, что рано или поздно вернется в Россию.

Он её любил… Со всеми минусами и плюсами. Любил смену времен года, многоликую территориальность.

Когда-то он любил колесить по просторам страны.

Мужчина уперся ладонями в подоконник и невидящим взглядом уставился в окно с видом на сад.

Он должен быть на связи, на прямой линии. А по факту стоит у окна, идиот…

Ждет.

Выдохнул, провел рукой по лицу, сдвинув очки и надавив на глаза. Ночь выдалась бессонной, Тарас подремал в машине, и сейчас мужчину рубило.

Но дела не закончены. Младшее руководство ждет решения. Тарас его принял, оставалось озвучить.

Вернувшись за стол, подключился к переговорам, заставив себя абстрагироваться от терзающих мыслей и сосредоточиться на работе. Научился не распыляться.

Уже давно…

Совещание закончил раньше, чем планировал, делегировав остальное на замов.

У него, черт возьми, отпуск! Второй день… Тарас усмехнулся и снова встал. Правда, на этот раз подошёл к бару, открыл, достал виски и плеснул немного в пузатый стакан.

Нервы ни к черту, успокоиться немного надо.

Алкоголь выпил, даже не поморщившись, и опустился в кресло.

До новой встречи оставалось совсем немного времени.

На этот раз встреча будет проходить на его территории.

С Верой…

Тарас так же всегда знал, что и с ней когда-нибудь увидится.

Правда, в отношении неё «рано или поздно» работало не так.

Тарас прикрыл глаза.

Прошло шесть лет. Довольно серьезный срок. Есть убийства, за которые меньший срок дают.

Вот он и «отмотал» свой.

Прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла.

За прошедший год он видел её фотографии множество раз. Рассматривал. Изучал.

И что?

А ничего, черт побери!

Злость алым цветком вспыхнула в груди. Забыл, Сабуров, как в трюме третьесортного корабля приходил в себя, оттого что поломанные ребра трещали, впиваясь в органы, и как ты захлебывался в собственной крови? Забыл, чьё имя шептал в бреду, всё ещё не веря, что остался жив, а не подох на грязном, вонючем полу?

Тарас резко распахнул глаза и сжал губы.

Всё в прошлом.

И его любовь к этой женщине.

И её предательство.

Их привезли в новый закрытый поселок. Вера была наслышана про него. Здесь землю под строительство предоставляли за бешеные деньги, отец когда-то сетовал, что надо будет лично договариваться с министром, чтобы прикупить участок. Вера не понимала зачем?

– Затем! У Артымова тут дом! Князев строит, а я что, лысый?

Вера качала головой. За всеми не угонишься.

Отец пытался.

Их пропустили лишь после того, как Сергей что-то показал охраннику на блокпосте. Надо же, как всё серьезно! Что, и оружие у охраны имелось? Веру после последних дней, проведенных в окружении таких же бойцов, воротило от одной черной формы. И теперь девушка отвернулась, не желая на них смотреть.

Зато Катя с энтузиазмом комментировала всё, что видела. Дочка волновалась. Она у неё была смышленой, немного, правда, молчаливой. И только при волнении девочку прорывало на балабольство.