Валентина Кучеренко - Ненаглядный мой граф, или Итальянские приключения Катерины

– Меня зовут Бепе, если ты еще не поняла, вот тебе кастрюля, здесь вода, здесь плита.

Катя налила воду и поставила кастрюлю на огонь.

«Что это за слово – “бепе”? Он его уже несколько раз сегодня произнес». Когда макароны, смазанные оливковым маслом, томатом и присыпанные тертым сыром, были съедены, старики встали и пошли в свою комнату, почему-то назвав ее камерой. Катя помыла тарелки, убрала со стола, протерла печь и вопросительно посмотрела на Бепе. Тот взял ее за руку и повел в комнату напротив кухни. Почти всю ее занимала широченная кровать. Над кроватью висел портрет Девы Марии с младенцем на руках. Катя задержала взгляд на ребеночке. Он был настолько очарователен, что на него хотелось смотреть и смотреть. Наконец оторвав взгляд от изображения на портрете, Катя обвела взглядом всю комнату. Под стеной ежился шифоньер, возле кровати по бокам – две тумбочки. И это вся обстановка. Белые пустые стены, а возле кровати – маленький потрепанный коврик. Никаких ковров, картин, цветов. На окнах – маленькие дешевые занавесочки. Катя была ошарашена. Она никогда, ни за что не могла подумать, что в Италии живут так бедно. Она-то думала, что здесь все богачи.

Бепе показал рукой на край кровати, мол, здесь будешь спать.

– А я здесь, рядом, – и стал раздеваться.

Катя испуганно посмотрела на него: что это он собирается делать? Она хотела закричать на него и выгнать из комнаты, но вовремя вспомнила, что выгнать могут ее, и прикусила язык. Не раздеваясь, она прилегла с краю, отвернувшись от Бепе. А он, раздевшись до трусов, подполз к ней под бок и жалобно попросил:

– Да-а-а-й-й, – и положил свою сухонькую руку на ее пышную попу.

Катя вскочила с кровати и закричала:

– И не думай, и не прикасайся ко мне! Ишь чего захотел! Щас, размечтался!

Она схватила подушку и выскочила из комнаты поискать себе место для ночлега. Бепе, испуганно моргая, бежал следом за нею, пытаясь схватить ее за руку.

– Ну не хочешь, не надо. Я могу подождать, когда ты захочешь, – говорил он, но Катя не слышала и не понимала, что он там говорит.

Она забежала на кухню и села на стул, обняв подушку.

– Вот здесь я буду спать. И не смей ко мне приходить! – кричала она.

Бепе что-то долго объяснял Кате, но, поняв, что она ничего не понимает, махнул рукой и пошел в другую комнату. Катя, увидев, что он вошел в другую дверь, быстро проскользнула в спальню и закрылась на ключ.

– О! Как хорошо, что комната замыкается, – вздохнула она облегченно, залезла под теплое одеяло и сразу уснула. Когда засыпала, прошептала: – Приснись жених невесте на новом месте.

Она всегда так говорила, если спала на новом месте. Всю ночь ей снился парень из турфирмы, вечно улыбающийся и почему-то одетый в старый костюм графа. Он ходил за нею и громко говорил:

– Ты мне еще десять долларов должна, а я граф, граф я! – и стучал о пол своей графской тростью.

Катя проснулась от громкого стука в дверь. Она испуганно вскочила, с трудом понимая, где находится, и открыла дверь. У двери стоял встревоженный Бепе.

– Я уже полчаса стучу. Я уже подумал, что ты умерла. Отцу нужно поменять памперс, – он показал рукой на дверь, где спали старики.

Катя, накинув халат на пижаму, поспешила следом. В комнате стариков был тяжелый, затхлый запах. Она была точно такая же, как и та, в которой спала Катя. Белые пустые стены, широкая, на полкомнаты, кровать с двумя тумбочками по бокам. Над кроватью портрет распятого Иисуса Христа с терновым венком на голове.

«Бедняга», – подумала Катя. Она вдруг поняла, как могут быть жестоки люди. За что ему такая смерть? Как у людей могла подняться рука на такое? И эти, что живут в этом доме, не менее жестоки. Как можно смотреть каждый день на умирающего такой смертью и не содрогаться?! Бепе подвел ее к старику и показал, что нужно снять памперс и надеть новый. Но когда Катя раскрыла памперс, ее затошнило. Кое-как вытянув памперс трясущимися руками из-под старика, она поспешно свернула его, засунула в целлофановый пакет, плотно закрыла его и вытащила на балкон. Но вонь в комнате все равно стояла плотной стеной.

«Боже! За что?» – подумала она.

Затем Бепе поднял старика и медленно повел его в душ. Он дал Кате мочалку:

– Мой отца.

Катя помыла старика сзади, а когда он повернулся, она застыла в нерешительности. Бепе улыбнулся:

– Мой, не стесняйся, там кроме кожи ничего не осталось. И потом, отец не соображает уже ничего. Он даже не понимает, что мы с ним делаем.

И видя ее нерешительность, он сам домыл отца и буркнул: