Прервалась тут связь с небытием
В во время смертного его часа.
В тот день где-то сосед их достал
Ногу огромную оленины,
Попросила мать, чтоб Стёпке дал,
Ведь сегодня его именины.
И глотая из последних сил,
Размягчённое мясо кусками,
Он судьбу свою переломил,
Отпускать болезни с тех пор стали,
Только на ноги лишь встал Степан,
Помогать по дому сразу начал.
На растопку приносил чурбан,
Собирал ягоды и рыбачил.
Непохожа сама на себя
Стала Дарья от измождения,
Опустив глаза книзу, бредя,
Вызывала лишь сожаление.
Раньше гордо сын шёл рядом с ней.
Всем, как фея, она улыбалось.
Тяжело было смотреть теперь,
Как на ней телогрейка болталась,
А в резиновые сапоги
Словно вставлены были тросточки,
Под глазами тёмные круги,
И лица обострились косточки.
В угасающие угольки,
Пламя глаз превратила усталость,
А под ними тёмные круги
Могли вызвать теперь только жалость.
До обеда таскала она
Наравне с напарниками шпалы,
А потом будто сплав из свинца
Заливал ей тяжестью суставы,
И в ладонях начиналась дрожь,
В икрах судороги пробегали,
И был страх, что вот-вот упадёшь,
В глазах мушки витать начинали.
Бригадир подшучивал над ней:
– На тебя, Дашка, без слёз не взглянешь
И взять нечего, кроме костей,
Так ты долго у нас не протянешь.
Чтоб сняло усталость, как рукой
Иди выпей-ка с нами «Портвейна»,
И почувствуешь себя живой,
А то ты, как «Мёртвая царевна»
Только выпила она стакан.
Ощутила, что ожило тело,
Сил лавину выплеснул вулкан,
И от счастья внутри всё запело.
Эликсиром вино в кровь вошло,
И энергия вновь к ней вернулась.
Было так на душе хорошо,
Что, как пташка, она встрепенулась
И запела песнь про ямщика.
Подхватила её вся бригада.
Ноша сделалась их так легка,
Что работа была, как отрада.
Стала Дарья о том тут мечтать,
Как бы ей здесь ещё продержаться
На рабочем пайке лет хоть пять,
Чтобы на ноги сын смог подняться
А бригада с весёлой вдовой,
Где труд выглядел словно шествие,
Была названа передовой
На страницах газеты «Известия».
Поиск силы прироста в спиртном,
Чтоб тягаться в работе с мужчиной,
Оказался способ с двойным дном,
Став синдрома похмелья причиной.
Не могла сил набраться теперь
Без из вне их подогревания,
Поселился внутри будто зверь,
Что просил пить для выживания.
Она словно попала в капкан
Круговерти замкнутого круга,
Где, вина предлагавший стакан,
Принимался за лучшего друга.
Так как он своею добротой
Дарил счастья ей ощущение,
И усталость снимал, как рукой,
Привнося в тело облегчение.
Песни петь она всю ночь могла,
Вдруг решив, что сегодня суббота,
Что не нужно спешить никуда,
Что на утро не ждёт их работа.
И отчёт не могла себе дать,
Почему напарники так хмуры,
Ей не сложно было наверстать,
В выходной отработав прогулы.
Забывала про время опять,
В заводной кампании гуляя.
Лишь вина просила подливать,
Озорную песню запевая.
Мать считая, сломленной судьбой,
Сын жалел её, не осуждая.
Находил и приводил домой,
Как опору, плечо подставляя.
Распрощавшись с детством навсегда,
Начал он искать себе работу,
Чтобы полностью взять уж тогда
Об уставшей матери заботу.
В мастерской болты в тринадцать лет,
Закреплял гаечными ключами,
А в столовой давали обед
Винегрет и котлеты со щами.
Возвращаясь с работы домой,
Видел девушку с книгой под дубом,
Она стала для него мечтой,
Предавался о ней теперь думам.
Как-то раз на себе поймав взгляд,
– «Здравствуй», – голосом добрым сказала.
Сил несметных ощутил заряд,
И жизнь красками вдруг засияла.
Целый день говорил лишь о ней,
Уверяя, что от её взгляда
Всё вокруг становиться светлей
И вселяется в душу отрада.
Видел Любу он даже во сне,
В светлой нежности так улыбалась
В тени кроны дуба на скамье,
Что небесным существом казалась.
Он стихи про неё написал,
Любви первой опьянённый хмелем,
Где Снегурочкой изображал,
А себя, незамеченным Лелем.
Как-то парня нашли за рекой,
Что в любви был на зависть везучий,
Он с пробитой лежал головой.
Поразил Степана этот случай.
Подобрал тогда в рифму слова,
И на эту тему сложил песню.
Разлетелась по селу молва,
В клубе спеть удостоили честью:
Читать дальше