Дарья Соколкина - В боге умер скрипач

– Ох, я хочу стать великим. – Я выдохнул, поймав заинтересовавшийся взгляд. – Мастером, какого не видел мир. Следовать за мечтами.

– В твоем возрасте тебе на мечты придется охотиться. Ты знаешь, какую цену тебе придется заплатить? Клади футляр. – Иосиф раскрыл его, как только я положил его на отполированный столик. – Быть великим дано не каждому. Тяжелая это ноша, я тебе скажу. Подумай дважды.

– Что думать? – Я поверил в собственные изречения. – У меня был брат, и…

– Знаем, знаем. Иннокентий Палыч. – Он, казалось, проглатывал половину букв в тщетных попытках проговорить их все. – Ни слова больше. – Я едва шелохнулся. – Ну что ж, – Иосиф посмотрел в никуда, – давай делать тебя великим, – он заглянул мне в глаза; его разразило хохотом, длившимся недолго. Затем он снова принял каменное лицо. – Ты знаешь, что это? У тебя из футляра выудил. – В руках он держал несуразный изогнутый предмет на четырех ножках.

– Похоже на сутулую собаку без головы.

– Хороший вариант, – Иосиф вздохнул. – Камнев, это мостик. С ним тебе суждено провести все обучение и дальнейшую карьеру. – Он вынул инструмент из углубления и напялил на него мостик. – Сейчас настрою и приступим.

Иосиф вытащил из кармашка футляра оранжевую коробочку. Я услышал, что это зовется канифолью. Затем он схватил со стола смычок и натянул его ленту, поводил по ней канифолью и раскрыл фортепиано. Провел пальцем по струнам и начал крутить четыре черных штуки, вбитых в голову инструмента. Некоторое время спустя по какой-то непонятной мне закономерности он жал на определенные клавиши, правой рукой управляя смычком, левой же крутил шестеренки рядом со своим подбородком. Раздавался космический двойной звук.

– Смотри, Камнев. Здесь четыре струны: соль, ре, ля, ми, – он отпустил по каждой. – Настроены в квинтах, скоро поймешь. Запомнил?

Я смутился.

– Соль, ля… ре, ми?

– Ну, почти. Ля и ре местами поменяй. – Иосиф улыбнулся. – Надо же. Колками почти не пришлось, – бросил он себе под нос. – Камнев, иди сюда. – Я подошел, и он поставил важную даму мостиком на мое плечо. – Клади подбородок. Так и держишь.

– Неудобно. Приходится челюсть открытой держать, – я отозвался в процессе.

– Привыкнешь, салага. Теперь правую руку сюда, указательным пальцем оттягивай.

Под моей рукой впервые зазвучали струны, пусть это и выглядело как если бы детсадовец решил потрогать арфу.

Он снова почувствовал мой страх своим нутром.

– Почему так неуверенно? Дай покажу, как ты это делаешь.

Он свистнул инструмент у меня из-под челюсти и подобно кривому зеркалу повторил мои действия, слегка качаясь и неумело дергая по струне за раз. Я не придал значения этой издевке; в тот момент все казалось вполне справедливым. Я понимал, что являюсь недалеким в данной сфере и мне нужно увидеть, что именно я сделал не так.

– Клади на стол, Камнев.

Иосиф дал мне карандаш.

– Иосиф Серафимович, это еще зачем?

Зря я открыл рот.

– У тебя в семье все такие идиоты?! – его лицо налилось кровью и так же быстро остыло. Он уставился в пол и пару секунд молчал, затем спокойно выдохнул, – сначала учатся на карандаше. Это важный этап, Камнев.

Я принял пишущий инструмент.

– Сюда большой, средним и безымянным сюда, мизинцем ощущаешь вес. – Я подчинился. – Чувствуешь, какой тяжелый?

– Чувствую, Иосиф Серафимович.

Я ничего не чувствовал.

В дверь постучали.

– Заходи! – Иосиф радостно выкрикнул.

К нам с небес спустился ангел. Навскидку ей было лет пятнадцать. Воздушное платье, рыжеватые волосы, забранные в хвост, твердый футляр с узором.

Учитель похлопал маленького наставника по плечу и вытащил из-под стопки книг пару листов.

– Здравствуйте, Иосиф Серафимович. – Она улыбнулась.

– Здравствуй. Хочешь это сегодня поиграть? Для твоего уровня как раз.

Наблюдая за этой нежной картиной, я проклинал себя внутри и старался дать силы мизинцу, чтобы почувствовать увесистость карандаша.

– Иосиф Серафимович… А почему такой взрослый человек учится играть?

Он обернулся на меня.

– Не волнуйся, он тут ненадолго.

У меня по спине пробежал холодок. Иосиф снова засмеялся, затем закашлялся и потупил взгляд. Пока он от неловкости хрустел пальцами, я заметил, что они мелко дрожали. Как я мог забыть про его руки?

Небесное создание раскрыло продолговатую коробочку, и я снова услышал внеземные двойные звуки. Иосиф поставил листы на чудаковатую стойку и дал своему подмастерью пустить литься дивную песню. Внутри я стонал, умирая; я знал, что мне так в жизни не сыграть. Я думал об одном – блаженны дети, просыпающиеся, чтобы заводить гаммы.