Владимир Чуприна - Альбиносы

– Шейкер! Джиггер! Мадлер!

– Вау! – аплодировали девчонки.

– Набор «Брутальный бармен»! – завершил знакомство с посудой Шрек, разведя руки в стороны.

– А какой коктейль ты нам приготовишь? – спросила Барби, поправляя белые кудряшки, пересыпанные зеленой пудрой. Она слегка навалилась на Костика, ища опоры, и улыбнулась ему.

Шрек был уклончив и загадочен:

– Можно разные, – интриговал он. – Можно простой «деприк»: « Энергетик» плюс водочка, – подросток взял в руки бутылку и, состроив умное выражение лица, стал изучать этикетку. – Можно покруче…

– Например?

– «Черная каракатица», например.

– Это как? – мальчишки и девчонки глянули на бармена с уважением.

– Чайная ложечка кофе, – деловито инструктировал Шрек, – пятьдесят миллилитров водочки, дальше заполняем весь шейкер до краев «Кока – Колой». Полученная микстура порадует и глаз, и душу.

Последнюю фразу новоиспеченный бармен произнес, как заученный рекламный пул. Молодые люди почувствовали позерство в голосе друга, переглянулись и заулыбались. Но Шрек остался безразличен к их реакции и продолжал проповедывать:

– Смешение «Колы» и кофе – это смешение кофеина с кофеином. Бодрит не на шутку, и, кстати, прикольно шипит.

– Да-а?! – Лизабетт перебралась поближе и села, прижавшись розовым плечом к зеленому плечу Барби.

– А что-нибудь поэкстровагантней… – подсказала Фиона другу-толстяку. – Типа коктейля «Бодрит твою маму», – блеснула она осведомленностью.

– Окэй! – откликнулся на заказ «бармен», – но для «мамы» нужна целая миска мороженого. Она у нас есть? – Шрек окинул вопрошающим взглядом разноцветных друзей и ответил за них: – Нету!

Фиона с сожалением вздохнула. Но Шрек не выпускал нить затеянной им игры:

– Не отчаивайтесь, друзья! Брутальный бармен всегда найдет, что предложить взамен! – Толстяк поднялся и распрямился, встряхивая шейкер:

– Новинка! Фишка наступающего купального сезона! – он ловко перебросил блестящий цилиндр из одной руки в другую, покрутил его в воздухе, как цирковой жонглер булаву.– Коктейль «Секс на пляже»! – громко объявил Шрек. – Смешивается на…

– Вау-у! – ожила кампания, не дав бармену договорить.

– Смешивается на раз-два… – приглушая оживление, повысил голос Шрек, – на раз-два, – повторил он, требуя внимания, – две части водки плюс одна часть персикового сока.

Парнишка взял пакет с соком и вскрыл его.

– А также плюс апельсиновый сок.

Еще один пакет треснул в его руках.

– Ничего сверхъестественного, – продолжил подросток бармен-шоу. – Заправляем, трясем и разливаем по стаканам…

Он еще поиграл новеньким сверкающим смесителем в воздухе и, делая ловкие движения, стал разливать ликер.

– Стоп! Стоп, господа! – удержал Шрек друзей, уже готовых выпить :

– Все приправляется долькой апельсина. Вот так, – поработав блестящими щипцами – сквизором, он аккуратно разрезал фрукт и нацепил его кусочки на края стаканчиков:

– Вот, теперь прошу!

* * *

Костик держал в руках стакан с пахучей смесью и в очередной раз не знал, как ему быть. Он никогда еще не пробовал алкоголь и не хотел делать это сейчас. Мальчишка рос в доме, где о спиртном и табаке даже не заговаривали. Словно этого зелья не существовало вовсе. Бабушка Варвара Тихоновна была воцерковленным человеком. Сколько Костик помнил себя, он рос и познавал мир, рассматривая его через очки православных норм поведения. Божьи заповеди и молитвенные правила были для него столь же обыденны, как воздух, солнце и вода. Он никогда не сомневался в том, что все вокруг создал Бог, что наши души принадлежат ему. Что однажды мы вернемся к Создателю держать ответ за свое поведение на земле.

Костика любил настоятель, батюшка Амвросий. Он учил мальчишку с малых лет противостоять той нечистоте, которая словно океан без берегов, хлюпает вокруг церкви со всех сторон, вздымая волны блуда и пьянства, жадности и лжи.

Когда мальчишка подрос, батюшка благословил его помогать в алтаре. Около жертвенника и престола Костя трепетал. Он чувствовал, что находится на самом чистом островке посреди того океане, о котором говорил в проповедях священник. В такие минуты его душа поднималась над гребнями мирских волн, веруя, что никогда не упадет в грязь. Настроению юного сердца вторило пение духовного хора. Косте казалось, что он слышит за иконостасом не голоса молящихся людей, а шум крыльев ангелов, спускающихся на землю. Это была вершина его музыки!