Лаура Ли Гурк - С мыслями о соблазнении

Аберкромби. – Да, признаю, – он наигранно рассыпался в извинениях, – я

предпочитаю получать деньги за свою работу. Возмутительно, не правда ли?

Себастьян не стал утруждаться тем, чтобы подождать, пока камердинер

попытается ответить.

– Исход плачевен, – продолжил он. – Вместо того, чтобы вернуться в Лондон

первоклассным Себастьяном Грантом, он предпочел возвратиться

второсортным Оскаром Уайльдом.

С воскликом негодования Себастьян отшвырнул газету, отчего страницы

разлетелись в разные стороны.

– Второсортным Оскаром Уайльдом? – прорычал он. – Невыносимо избито?

Совершенно неправдоподобно? Какая, черт подери, наглость! Как смеет этот

критик… как смеет он рвать мою пьесу на клочки в такой манере?

Когда Саундерс принялся собирать страницы газеты, Аберкромби наконец

заговорил:

– Должно быть, мистер Линдсей – человек дурного воспитания, сэр. Вы желаете

побриться сейчас?

– Да, Аберкромби, благодарю, – проговорил граф, радуясь возможности

отвлечься. – Этот критик называет мою пьесу бредом, но это его рецензии самое

место на помойке. Саундерс, – добавил он, – отнесите этот идиотский треп туда,

где ему и полагается быть.

– Очень хорошо, сэр. – Лакей поклонился, но стоило ему направиться с уже

аккуратно сложенной газетой к выходу, как любопытство Себастьяна вновь

одержало над ним верх. Потянувшись, он выхватил у лакея газету, взмахом

руки отослал того прочь из туалетной комнаты и уселся в кресло для бритья.

Пока Аберкромби намыливал помазок, Себастьян продолжал читать отзыв. И

занятие это приводило его в ярость.

Пьеса, как заявлял мистер Линдсей, основывалась на неубедительных

недоразумениях, а главный персонаж, Уэсли, был слишком блеклым, чтобы

вообще о нем упоминать. Все могло разрешиться простым объяснением между

ним и его возлюбленной, леди Сесилией, еще во втором акте. Попытки Уэсли

поухаживать за леди Сесилией, по всей видимости, должны были рассмешить

зрителей, но, по правде говоря, на них больно было смотреть – наверное, каждому в зале было стыдно за бедного парня. Тем не менее, концовка пьесы

оказалась довольно-таки сносной, хотя бы потому, что была концовкой .

– Ха-ха, – кривя губы, пробормотал Себастьян. – Как умно, мистер Линдсей. Вы

настоящий остряк.

Он приказал себе прекратить чтение этой тарабарщины, но оставалось совсем

немного, а посему он решил, раз уж на то пошло, закончить.

Те, кто надеялся, что появление Себастьяна Гранта после столь долгого

затишья ознаменуется возвратом к сильным, проникновенным работам его

ранних лет, будут разочарованы. Бывший лев английской литературы

предпочел предстать перед нами с неглубокой, банальной безвкусицей, что в

общем-то характерно для восьми последних лет его творчества.

Вашего рецензента не может не огорчать то обстоятельство, что самые

блестящие работы Себастьяна Гранта уже лет десять, как остались позади .

Себастьян зарычал, изрекая проклятья, достойные матроса-индейца, и вновь

отшвырнул газету. Она пролетела над головой успевшего пригнуться

Аберкромби и спланировала на пол.

Когда камердинер выпрямился, Себастьян уже сверлил взглядом неопрятную

кучку бумаги на полу и ощущал непреодолимое желание вновь перечитать

статью. Вместо этого он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но, пока

камердинер совершал над ним ежедневный ритуал бритья, у Себастьяна из

головы не шли слова Джорджа Линдсея.

…не забавнее визита к дантисту… второсортный Оскар Уайльд… самые

блестящие работы уже лет десять, как остались позади…

Он давно уже научился принимать нападки критиков как неотъемлемую часть

своей профессии, но сей язвительный приговор перешел все границы. И то, что

его опубликовали в «Газетт», принадлежащей его собственному издателю, лишь

сыпало соли ему на рану. Да кто же он все-таки, этот Джордж Линдсей? Какой

такой опыт давал ему право камня на камне не оставить от авторской работы, да

в придачу обозвать ее бредом?

– Милорд?

Открыв глаза, Себастьян увидел, как Аберкромби отступает в сторону, открывая

взору графа дворецкого, Уилтона, стоявшего рядом с подносом в руках.

– Пришло письмо от мистера Ротерштейна, сэр, – сообщил дворецкий. –

Передано через его личного секретаря. Я подумал, что в нем может быть что-то