Ирина Владимирова - Некоторые подробности пикантны

– Всё просто! Вы друг детства Рудольфа фон Палленхаузена, не так ли?

– Да!

– Вот видите! Мы никогда не ошибаемся!

– Но фон Палленхаузен погиб в России. Разве это не так?

– Молодой маркграф фон Палленхаузен жив. Он находится в Тибете. И ему удалось добыть кое-что. Но вот незадача! – Полковник расхохотался. – Маркграф стал очень подозрителен. Некоторое время назад шифрованным письмом сообщил, что сможет достать кое-что (вам не обязательно знать, что это!), если на помощь ему пришлют его друга детства. Мы вас нашли. Мы всегда находим тех, в ком заинтересованы! И умеем их заинтересоваться предложенным. Вы должны выполнить эту миссию, исполнить свой долг!

В начале девятисотых Мюллер, как и многие молодые люди, рвался исполнить свой долг. Поколение оказалось во власти национал-патриотизма и воспитано на идее войной за единую Германскую империю. В числе трёхсот тысяч молодых мужчин инженер записался добровольцем, оставив неплохую работу на заводе. Военные марши исполнялись духовыми оркестрами. На вокзалах провожающие размахивали кружевными платочками вслед уходящим эшелонам. Барышни скопом записывались на работу в госпитали. Все были уверены в скорой победе. Новобранцы жаждали героических подвигов, сражений, медалей, орденов, значимых званий!

– Как бы война не закончилась раньше, чем мы на фронт приедем! – шутили в вагонах они.

Политики орали, что хотят быть вместе с народом и защищать отечество, вернуться на то место, на которое их поставил Всевышний.

– Наша культура может быть стёрта с лица земли! – в свою очередь орали представители интеллигенции. – Армия и нация в едином порыве сохранит её для последующих поколений!

Такая двигалась риторика.

«Я не знаю больше партий. Я знаю только немцев» – широко известный тезис кайзера Вильгельма II и другие патриотические высказывания приобретали волшебную силу и, как птицы, летали над воинственной молодёжью.

И чем закончилось? Полным поражением. Многочисленными смертями. Разрухой. Кризисом.

Плечи полковника распрямились. Спина вытянулась в струнку.

– Получите аванс!

Что прикажете делать после этого? Аванс принят. Инженер ушел.

Полковник задумчиво барабанил пальцами по столешнице. Приблизился официант.

– Вас к телефону.

Вот неожиданность! Фон Дальберг удивленно направился к аппарату в кабинку, расположенную между туалетами и кухней.

– Алло! Кто это?

– Добрый день! Я хотел бы поговорить с господином Крюгером!

– О чём?

– Это господин Крюгер? Я телефонирую по сугубо личному делу.

– Да, я Крюгер! Что вы хотите? Говорите.

– Это касается Сюзанны. Она сегодня не придёт домой, господин Крюгер. Она останется у своих хороших знакомых. Сюзанна просит не беспокоится.

– Намерена ли Сюзанна через два дня поехать в Данциг?

– Планы не изменились. Друзья о ней позаботятся.

– Спокойной ночи, господин Доктор, – и фон Дальберг удовлетворенно повесил трубку.

Дела как никогда двигаются быстро и в нужном направлении.

Он рассчитался. Неторопливо прогуливался по улице. Ровно в восемь поднялся на второй этаж универмага, в отдел мужских тканей.

– Уважаемый господин, мы закрываемся через полчаса, – подбежал шустрый приказчик.

– Я успею посмотреть то, что мне требуется. Меня интересует английская ткань для костюма.

– Прошу вас сюда. Господин Функ, это к вам.

Приказчик тихо исчез.

– Прошу. Всё готово, – невзрачный мужчина отогнул занавес, и они прошли в небольшой закуток.

Функ неизвестно откуда вытащил пухлый конверт и передал фон Дальбергу.

– Прошу простить, но вынужден был обратиться к оперативному каналу. Сегодня Вернер неожиданно принёс документы по интересующему вас уголовному делу. Разговор с бывшим следователем я записал отдельно. Его расписку в получении денег я приложил сюда же. Он просил вернуть материалы в воскресенье.

– Отлично, Функ! А каково ваше личное мнение по тому делу?

– Уверен, что без Василевского и его компании дело не обошлось. Странно, что при аресте у него ничего их похищенного не нашли. Ни у него. Ни у его подельницы. Из документов уголовного дела следует, что прямых улик против Василевского не было. Орудие убийства – нож – мог кто угодно взять в привокзальном ресторане. То, что Василевский и танцовщица ехали в тот же вагоне и вышли раньше, чем был обнаружен труп, не является преступлением. Василевский ни в чем не сознался. После того как он был застрелен при попытке побега, производство по уголовному делу приостановили на неопределённое время. Дело пылится в архиве, танцовщица – в тюрьме и тоже ни в чем не призналась.