Виктор Лысых - Сувенир для фрау Моники и побег за любовью

Когда очередь доходит до Ивана, кто-то из задних рядов, где по традиции сидят «старики», громко сказал:

– А это стиляга!

Все были в одинаковой солдатской форме и стриженные под нулевку, но как определили, что он на гражданке старался носить модные и яркие вещи, для него было загадкой, но польстило.

А затем ребят распределили по экипажам, однако первый месяц занятия с новобранцами проводились отдельно. Собирали их со всего батальона и приобщали уже к конкретной службе в данном месте.

Не оставили без внимания и на предстоящий Новый год. С первой получки немецких марок, один из старослужащих предложил скинуться на подготовку к празднику. Но, что это будет за Новый год, и как его здесь встречают – новобранцы и понятия не имели. Однако деньги сдали, и честно сказать, Иван поставил на них крест.

Но вот наступил Новый год. В ленкомнате поставили елку, приглушили свет, включили радиолу и после праздничного ужина, началась самодеятельность с песнями под баян и танцами. Разумеется, никаких мадам не было. В общем, веселились, кто как мог.

А через время подходит к Ивану солдатик из их взвода и спрашивает, сдавал ли он деньги на Новый год. Иван сказал, что «Да», и тот потащил его в подвал, где в кромешной темноте, кто-то сунул ему в руку стакан и сказал: «Пей!».

Иван поднес выпивку ко рту и почувствовал резкий запах водки и чеснока.

– А почему чесноком воняет? – спросил он.

– Это водка такая у немцев, Гроссовская называется, а чеснок, чтобы запах отбивать, специально для солдат делают, – сказал кто-то в темноте и гоготнул. А другой голос добавил. – Не хочешь, не пей, только деньги назад не вернутся.

Делать нечего, Новый год, все-таки, да и денег стало жалко. Выпил Иван, получил сухарь на закуску и побежал наверх. Ну, а потом вместе со всеми скакал как лось вокруг елки в полумраке ленинской комнаты

Батальон смертников и воспитание салаги

Встреча нового 1967 года минула, курс молодого бойца тоже закончился, и началась полноценная служба в отдельном батальоне истребителей танков, а проще говоря, батальоне смертников, как все его здесь называли.

Размещался он, как и вся дивизия в приграничной зоне – это несколько километров от демаркационной линии с Федеративной республикой Германией (ФРГ), а значит и с НАТО, заклятого врага Советского Союза и стран Варшавского договора.

В батальон входило три роты по десять машин в каждой: из них две роты 152 миллиметровых самоходных артиллерийских установок, одна рота сто миллиметровых самоходок и рота управления.

У батальона была и своя огороженная территория с КПП, а ещё казарма, столовая, а в сторонке, в метрах в двухстах, размещались боксы для техники. Была в батальоне и учебная база, как на территории, так и на полигоне, караульное помещение, две котельные, овощехранилище, свинарник, ну и разное по мелочам для полноценной жизни отдельного воинского подразделения.

В случае военных действий батальону надлежало выйти на границу с Западной Германией и огнём своих пушек прикрывать развертывание основных сил дивизии. Самоходчикам не предполагался отход, но, если станет уж совсем невмоготу, можно было сдвинуться на запасные позиции в ста метрах от основных, и там, как говорится, стоять уже насмерть.

Ну, а в связи с особой ролью батальона, два раза в месяц, а чаще ближе к ночи солдат вывозили на рекогносцировку на местности. Проще говоря, сажали в крытые брезентом машины и через деревушки и городки везли к границе. А там экипажи развозили по точкам – местам, где они должны были находиться в случае чего-то серьёзного, и оставляли на этих самых точках на час – полтора знакомиться с местностью и обстановкой.

Некоторым экипажам повезло, места для их танков находились на окраине деревушек. Так что, почти сразу же после высадки из машин, они направлялись в местный гаштет – ресторанчик, который был в каждом немецком поселении, заказывали по кружке пива и разговаривали с камрадами (товарищами) о жизни, что официально как бы и не разрешалось, но и не возбранялось – контакты с местным населением и взаимопонимание были не лишними.

Местные немцы к подобным посещениям привыкли, и относились вполне доброжелательно или делали вид. Не обходили вниманием солдатики и тамошних девушек, разумеется, если те изъявляли желание поговорить, а такие были.

В школах ГДР изучали русский язык, и молодежь иногда была не против поупражняться в знании этого самого языка. Но, кроме помощи молодым немцам с изучением языка, у наших ребят появлялась возможность поупражняться и в умении обольщать молоденьких немок, и у некоторых это получалось.