Анастасия Шерр - Халим. В плену у шейха

Окинула уставшим взглядом комнату и нервно усмехнулась. Золотые колонны, нереально огромная кровать, тоже, кстати, золотая. Трюмо на всю стену, судя по всему, граничащее с гардеробной, прилегающей к спальне. Дверь, ведущая туда, открыта, и я вижу полки и ниши для одежды с обувью. А ещё вешалки и большое напольное зеркало (да-да, тоже золотое). Весь дворец словно из золота слеплен. Только пусто как-то. Нет в этом творении искусства души. Наверное, оттого, что дворец пока новый и в нём никто не жил. По крайней мере, так я поняла со слов Саадат.

В любом случае тёте Глаше понравилось бы. Здесь одна спальня больше нашей однушки. Тётя вечно ворчит, что наша квартирка слишком маленькая даже для одного человека. Но мы ютимся вдвоём, и нам нравится наша жизнь. И тёте Глаше сейчас, наверное, очень одиноко.

Смахнула набежавшую слезу. Как же она испугается, когда узнает, что я до сих пор не вернулась в Россию. А зная тётю Глашу, могу даже не сомневаться, что она сразу же побежит меня искать. Оббивать пороги инстанций и добиваться правды. И, как обычно, ударяться лицом о кирпичную стену системы. Системы, в которой богатые и сильные могут делать со слабыми всё, что им вздумается.

Желудок громко заурчал, напоминая мне о том, что неплохо бы поесть. Или хотя бы перекусить. И я осторожно, словно забравшая в чужой дом воришка, потянулась к трёхуровневой вазе со сладостями, стоящей прямо напротив на низеньком столике.

Съела пару фиников и пирожное, немного насытилась, но спокойнее не стало. Спустя минуту дверь открылась, и в комнату вплыла тележка (не поверите, тоже золотая), а за ней улыбающаяся во все тридцать два зуба Саадат.

– Обед для нежной Райханы, – объявила женщина и принялась выставлять на стол блюда под большими крышками. – Попробуй, тебе понравится наша еда. Больше ничего есть не захочешь, – сняла первую крышку, и ноздри защекотал пряный, мясной аромат. – Это суп из баранины, попробуй. Он придаёт сил и поднимает настроение. А это…

– Я Ирина, не Райхана. Я поем, спасибо. Но прежде могу ли увидеть Халима эль Хамада? Я хотела бы с ним поговорить.

Женщина улыбнулась мне, словно несмышленому, надоедливому ребёнку, и покачала головой.

– Нет, ты не можешь увидеть эмира. Он сам приходит, когда ему нужно. Каждая из его женщин должна помнить, что ей он не принадлежит. Ни одна женщина не может звать его, когда ей захочется.

Я закрыла глаза, медленно выпустила воздух из лёгких, чтобы не вскипеть, как чайник со свистящим носиком.

– Я не женщина эмира эль Хамада. Меня здесь удерживают против воли. И если он не придёт в ближайшее время и не объяснится со мной, не скажет, что ему от меня нужно, то я устрою скандал. Международный! – это, конечно, блеф, ибо где я, а где шейх Хамад. Мне никто не поверит. Никогда. Но попытаться стоило.

– Ах, девушка, – покачала головой Саадат и громко щёлкнула языком. – Ты совсем глупая, да? Веди себя тихо и ничего не требуй. И тогда, быть может, останешься в живых. А если станешь плохо себя вести – тебе здесь не понравится, – склонилась ко мне, едва ли не коснувшись губами макушки. – Не смей перечить эмиру. Или будешь жестоко наказана. Ты всего лишь вещь, которую ему подарили на день рождения. Не волнуйся, он приедет, чтобы развлечься с тобой. Но только тогда, когда посчитает нужным.

А затем, выровнявшись, она горделивой походкой зашагала к двери.

– Сумасшедшие русские девки, – хлопнула дверь, снова послышался щелчок, и я осталась наедине со своим необычным обедом и тяжёлыми мыслями.

____________________________

Райхан(а) – имя. В переводе с арабского – наслаждение, удовольствие, блаженство.

Экзотические удовольствия были страстью его отца. Амир Мохаммед эль Хамад знал толк в развлечениях. В особенности – в женщинах. Среди всех его жён, наложниц и любовниц была лишь одна арабская женщина – мать Халима. Та, чьё величие было сопоставимо с величием королевы. Так было известно народу. На самом деле её участь в жизни Мохаммеда не была великой. Латифа удостоилась чести родить Мохаммеду сына и на этом их отношения закончились. Так отец сохранил чистоту крови своего наследника. Однако любил он других женщин. Славянок, темнокожих, азиаток. Имелись в его тайном гареме и бедуинки – совершенно дикие, сумасшедшие женщины, которые ради отца могли и убить. Соперницы погибали пачками, а Мохаммеда это только заводило.

Халим презирал отца за это. За то, что тот не любил его мать. За то, что делил постель с другими в то время, как она, его законная жена, увядала без его любви.