Любовь Попова - Секс-защитник по соседству

– Сейчас бойня начнется, уведи женщину.

Теперь я понимаю все еще меньше. Но и уходить нет желания. Хочу в перестрелке поучаствовать. Ведь ради этого и приехал из Москвы в Питер, а тут меня вынуждают, по сути, стать надзирателем над дочерью преступника и женой садиста.

Но делать нечего, загреметь за решетку за халявную работенку не хочется. Да и отец – генерал Ланкин, меня убьет, если опозорю честь семьи.

Так что подхватываю на руки госпожу Беляеву, чувствуя, как от дозы наркотиков ее уже потихоньку колбасит, и уношу из зала.

– Ванная, – еле шевелит она пухлыми, напомаженными губами, и я почему-то сразу вспоминаю слова Женьки. – Мне надо туда. Пожалуйста.

Выругиваюсь. Отношу ее ванную, закрываю двери и отворачиваюсь к ней, пока девушка умывает лицо.

Достаю пистолет и слушаю, что происходит за дверью. Её сотрясает выстрел. За*бись! Отскакиваю в сторону, но видя, что никаких повреждений нет, расслабляюсь.

Новая череда выстрелов за стеной и меня бьет током желание выйти и присоединиться к веселью. Но вдруг слышу вой и резко оборачиваюсь.

Беляева сидит на полу, поджав под себя охранительные ноги, и вся трясется. Прижимает одну руку к голове. Зубами сжимает кулак второй.

Чешу затылок и соображаю, как быть. Вой услышат, начнут долбиться в дверь, а моя задача как раз спасти Беляеву. Нанял-то нас ее отец. Опасался за жизнь дочери. Я еще тогда поржал, что он поздно спохватился.

Подхожу медленно, чувствуя, что наркотик и на меня уже действует все сильнее, а значит точно не стоит выходить за дверь.

Выключаю свет, чтобы никому не вздумалось прийти сюда и сажусь у ног сотрясающейся в рыдании барышни.

Красивой, сука, бабы.

Вроде ничего особенного, но большие глаза и пухлый рот заставляют воспаленное воображение подкидывать новые, шальные фантазии. А наркотик вскрывает как консервную банку звериные инстинкты.

Сейчас она просто слабая женщина, беззащитная, дрожащая от страха. Как же легко было бы ее просто повалить на кафельный пол, задрать юбку и трахнуть. Жестко, грубо, до визга. Заставляя глотать собственные слезы.

Никогда женщин не насиловал, но вот сейчас инстинкты, присущие любому мужчине, бунтуются. И из-за чего? Запах. Запах страха, возбуждающий похлеще любого афродизиака.

Тяну руку и снимаю слезу с щеки, второй сжимаю дрожащее плечо и, когда звучит новый выстрел, заглядываю в лицо, которое видно разве что из-за остатков света из-под двери.

– Не реви.

– Не реву.

– Не бойся.

– Пытаюсь.

– Я здесь. На меня смотри. Тебя никто не тронет, пока я с тобой, – чуть встряхиваю ее и снова пробирает до основания, когда большие глаза в меня впиваются, словно расплавляют какой-то внутренний стержень. Понимаю её мужа. Я бы и сам не прочь купить такую куколку. И пользовать во всех доступных человеку позах. Снова и снова. Пока не сдохну от оргазмов.

– А если тебя убьют? Они ведь могут. Они все… Все они убийцы и животные.

Про животных она хорошо сказала, потому что мое тело уже на грани, а мозг готов отключиться, подчиняясь желаниям, горящего от напряжения члена.

– И ты такой же, да? – цепляется она пальцами за плечо, обжигает простым касанием. Парень, очнись. Ты на работе! – Убийца? Насильник? Зверь. Почему ты молчишь? Говори со мной, иначе я сейчас умру от страха.

– Хотел бы опровергнуть твои слова, но не могу.

– Ты убивал? – тут же спрашивает она, и врать не имеет смысла.

– Да.

– Насиловал?

– Никогда, – да и надобности не было. Девки как-то сами на меня прыгали всегда, и эта прыгнет. Она уже так близко. Буквально сводит с ума светящимся в глазах безумием. Желанием. Я никого никогда не насиловал, но прямо сейчас могу понять этих тварей, потому что откажи она мне, я бы свихнулся. Достал ее из-под земли, чтобы трахнуть. Разобрать нутро на части и поставить свое клеймо. Пусть даже без согласия.

– И Беляев меня не насиловал, просто заставлял с ним ложиться снова и снова. А мне бы хотелось сопротивляться. Но в его руках столько власти, отец, сестра… Мне нельзя сопротивляться, а хотелось, понимаешь?

– Не совсем, – отвечаю честно, потому что, когда наркотический дурман заполняет разум, сложно говорить связно. А может быть, ты не хочешь ее слышать, зато можешь спросить о том, что сейчас важнее для тебя?

– А ты бы хотела сопротивляться? Хотела бы быть изнасилованной?

– Я бы хотела, да, – лепечет она, впивается коготками в бицепс сильнее. – Просто чтобы почувствовать себя жертвой, а не продажной куклой, которая ушла с молотка вместе с имуществом отца.