Наталия Беззубенко - Пока идут старинные часы

Электричка с натужным шипеньем останавливается, в окне – небольшое кирпичное строение с надписью «Уваровка» и пустынный перрон.

– Ну, слава богу, приехали. Лёля, вставай, – Анна Никитична бережно берет за руку притихшую сестру, мертвой хваткой вцепившуюся в куклу, подхватывает с легкостью корзину и направляется к выходу. Глядя в ее широкую спину, ловлю себя на мысли – вот бы все обитатели усадьбы оказались такими приветливыми.

От станции до усадьбы недалеко, по асфальтированной дорожке, обрамленной живописными клумбами и фигурно подстриженными кустарниками, минут пятнадцать. У распахнутой чугунной калитки поджидает щуплый, невзрачный мужичок в соломенной шляпе. Лёля, не проронившая за всю дорогу ни слова, в отличие от разговорчивой сестры, сразу юркает за ближайший куст сирени.

– Макарыч, принимай! – Никитична сует ему в руки плетенку. – Ух, запыхалась! Хорошо хоть жары пока нет! А это вот гостья наша, Людмила. Из ученых. Проводить ее нужно к Александру Лаврентичу. И столбом не стой, вещи-то у ней забери да в гостевую подними.

Макарыч сдержанно улыбается мне в знак приветствия, как я заметила позже, он из породы молчунов. Совсем не хочется его утруждать: из вещей только сумка спортивная. Кстати, фирменная, купленная мамой в ту пору моей юности, когда ее переполняли надежды сделать из меня теннисистку, разумеется, известную. Неуклюжая подача мяча и перелом руки на первой тренировке поставили жирный крест на моей так и не начавшейся блистательной спортивной карьере…

– Не, сперва корзину на кухню, а потом уж ейную сумку. Мне готовить надо, а то не поспею. Ты аккуратней там, яички перепелиные не побей! В Пантелеевку пришлось за ними мотаться, Вовка ж сегодня в город усвистал, – бойко руководит безропотным садовником Анна Никитична. – Начальство там, вооон в том флигеле, прямо по дорожке пойдешь – не заблудишься.

Никитична машет рукой в глубь березовой аллеи. Мне не нужен провожатый, с детства я частый гость музея. Главная аллея начинается от монументальных въездных ворот, раздваиваясь, огибает дом, связывает его со всеми строениями – флигелем, конюшней, голубятней, теплицами и ледником – и упирается в дальнюю калитку парка, за ней поле и проселочная дорога в Уваровку.

Усадьба с причудливыми резными наличниками, фигурными балясинами веранды, побеленными стенами и сочной изумрудной крышей – своеобразная визитная карточка нашего городка. Где только не встретишь этот двухэтажный дом с зеленой кровлей: на акриловых магнитах для холодильника, коллекционных открытках, фантиках от шоколадных конфет с ликером и, само собой, на бесчисленных картинах и репродукциях.

Меня ждут во флигеле, но полуоткрытая массивная дубовая дверь с кованой ручкой – кончики пальцев стынут от ее столетнего холода – как приглашение в чудесный мир. Внутренний голос пищит прежним пугливым мышонком, пробуждая суеверный страх: порог старого дома – точка невозврата, переступишь, и обратного пути уже нет. Ну и пусть, я уже вошла в этот мир, когда нажала кнопку «Отправить» в письме-согласии на участие в проекте.

Сумрачно, единственное окно холла закрывает плотная портьера. В воздухе запахи рассохшегося дерева, вощеного паркета, старой масляной краски и застывшего времени. «Глупая», – скрежещет где-то рядом, или это всего лишь скрипят несмазанные дверные петли. Им вторит старая половица под моими кроссовками. Глаза постепенно свыкаются с полумраком. Вот лестница на верхний этаж, массивные напольные часы под ней, дверь справа (кажется, за ней комнатушка для слуг), двустворчатая с позолотой слева – ведет в гостиную. Из глубины залы выползает едва различимый шорох, спугивает дрему усадьбы. Сердце замирает от испуга, а потом прыгает теннисным мячиком в грудной клетке. И снова тишина. Звенящая, угнетающая тишина, скрывающая столетние секреты от чужака. Я и есть чужак, незваный гость «в доме, где живут тени». Жутковатое ощущение от слов Лёли усиливается. На свет, к живым людям – и я что есть сил толкаю тяжелую дверь и сбегаю.

– Вот в общих чертах ваш фронт работы, Людмила Андреевна. Вы на пороге великих открытий и свершений, я вам даже завидую, самую малость, так сказать, по-стариковски. Ничего не бойтесь, дерзайте! По всем вопросам – милости прошу, не стесняйтесь, – заканчивает Александр Лаврентьевич свою напутственную речь.

Именно таким я себе и представляла хранителя музея-усадьбы – интеллигентным, седовласым мужчиной со сросшимися широкими баками и густыми бровями, с тягучим глубоким голосом. Стариком его не назвать: худощав и энергичен, с легкой, пружинистой походкой. Сеточка морщинок появляется вокруг его глаз при улыбке. Выражается подчеркнуто вежливо и несколько витиевато.